Стивен Эриксон - Буря Жнеца

В глазах Рулада должен был загореться огонь торжества… но ничего подобного, в них промелькнуло смущение. Император пугливо отвел взгляд, он словно бы искал помощи. Затем он заметил шестерых воинов, подозвал их взмахом меча, хрипло заявив: – Тралл Сенгар будет отсечен. Он перестанет существовать для себя и для всех Эдур. Возьмите его. Свяжите его. Уведите его.

Тогда она не поняла и того, чего стоил суд и приговор самому Руладу.

Ей предоставили выбор – она решила остаться, по причинам, неясным для нее самой. Была ли то жалость? Может быть. Амбиции? Несомненно. Она почувствовала, как чует хищник – единственная порода, выживающая при дворе – что к нему можно пробиться, можно заменить ту, что ушла из жизни Рулада, какая бы история не была с ней связана. Воины – прихлебатели не стоят и гроша; она догадывалась, что сам Рулад прекрасно знает это. Не мог он доверять и последнему брату, Бинадасу – поблизости от Императора тот, как и Тралл, казался слишком опасным, Рулад отослал его отыскивать поборников и потерянные племена Эдур. Что до его отца, Томада… роль придворного стала бы для него слишком сложной. Выжившие к’риснаны также были отосланы с Томадом и Бинадасом, чтобы новоиспеченный Цеда оказался одиноким и слабым.

Все то время, пока принимались первые решения, пока проводилось Отсечение – тайно, вдали от глаз летерийцев – Низаль старалась забраться в постель Императора; а Канцлер Трайбан Гнол следил за всем тусклым взором хищной птицы.

Консорт Турадал Бризед пропал, хотя Низаль слышала от придворных слуг молву, будто он находится где-то неподалеку, слоняется по коридорам загадочных подземных уровней старого дворца, похожий на призрака, едва заметный взорам. Она не знала, верить ли таким сказкам; если же он действительно прячется в старом дворце, Низаль не находила в том совершенно ничего странного. Да и какая разница? У Рулада нет жены.

Любовница императора – роль, к которой она привыкла; но сейчас многое изменилось. Рулад молод, он так отличается от старика Эзгары Дисканара. Его духовные раны оказались слишком глубокими, чтобы она могла исцелить их касанием – так что хотя она и оказалась в привилегированной позиции рядом с престолом, но постоянно ощущала беспомощность. Ненужность.

Она стояла, созерцая, как Император извивается, потом съеживается в углу комнаты. Среди плача, стонов и вздохов проскальзывали отрывки прежних его бесед с Траллом, изгнанным братом. Снова и снова, хрипло стеная, Рулад просил прощения.

Она напомнила себе, что впереди новый день. Она увидит, как сломленный мужчина собирает себя, склеивая по кусочкам, и вновь садится на трон Империи, выпучивает покрасневшие глаза, его пестрый монетный доспех тускло блестит в неярком свете традиционных факелов на стенах; там, где монеты отвалились, видна уродливая плоть, кольцевидные рубцы и вздутые шрамы. А потом жуткое существо снова начнет изумлять ее. Весь новый день.

Презрев старинный протокол, Император Тысячи Смертей просидит на престоле всю длительную церемонию подачи прошений. День ото дня все больше граждан империи, бедных и богатых, набираются смелости и приходят посмотреть на иноземного правителя. Звон за звоном Рулад будет исполнять закон, насколько сумеет. Он стремится познать жизнь подданных, и это удивляет ее. Похоже, под всеми слоями жестоких травм живет добрая душа! Именно теперь Низаль нашла для себя применение – хотя все чаще инициативу перехватывает канцлер, лично разбирается с жалобами. Наложница начала ощущать, что Трайбан Гнол видит в ней соперницу. Он стал распорядителем подачи прошений, фильтром, позволявшим держать их число в разумных пределах; его контора быстро разрасталась. Многочисленные исполнители стали также шпионами, проникшими во все уголки дворца. Ну, это неудивительно.

Итак, перед Низалью представал император, взошедший на престол по лужам крови, но желающий править во благо, проявляющий доброту слишком неловкую, чтобы быть притворной. Сердце ее разрывалось – ведь сила не нуждается в честности. Даже Эзгара Дисканар, столь многое обещавший в юности, в последнее десятилетие правления построил стену между собой и гражданами королевства. Честность слишком уязвима, Эзгара часто страдал от измен и обманов. Хуже всего были нападки собственной его жены, Джанали, и сына.

Слишком соблазнительно оказалось сбросить груз этих ран, избавиться от рубцов прошлых обид…

И Рулад, младший сын знатной эдурской семьи, стал жертвой предательства – сначала измены друга, раба Удинааса, а потом и кровных родичей, братьев.

Каждый день он одерживал победу над мучениями предыдущей ночи. Низаль гадала, сколько это может продлиться. Она единственная стала свидетельницей его внутренних триумфов, той необычайной войны, которую вел он сам против себя. Каждое утро. Канцлер не знает ничего, несмотря на изобилие шпионов – она уверена в этом. Неведение делает его опасным.

Ей нужно поговорить с Трайбаном Гнолом. Ей нужно навести мост.

«Но его шпионкой я не стану».

Рулад завозился в полумраке.

И прошептал: – Я знал, чего тебе нужно, брат… Веди меня… веди при помощи чести твоей…

«Ах, Тралл Сенгар, радует ли это тебя там, где пребывает вой дух? Радуешься ли ты, зная, что твое отсечение не удалось?

Итак, ты вернулся.

Чтобы преследовать душу Рулада».

– Веди меня, – хрипел Рулад.

Меч скребся о камни, звякал о переплеты шестигранной мозаики. Словно холодный смех.

– Боюсь, это невозможно.

Брутен Трана посмотрел на стоявшего перед ним летерийца – и ничего не ответил.

Канцлер отвел взор, словно чем-то отвлеченный. Он как будто хотел отослать эдурского воина, но счел, что такое было бы неучтивостью, так что прокашлялся, заговорив сочувственным тоном: – Император настаивает на личном приеме жалоб, как вам известно, и они пожирают каждый миг его свободного времени. Это его одержимость, да простится мне такое слово. – Он чуть вздернул брови. – Как смеет честный подданный сомневаться в любви Императора к закону? Граждане приходят, чтобы поклониться ему. Они приходят убедиться, что он поистине честный правитель. Разумеется, переход власти занял некое время и потребовал от Императора неизмеримых усилий.

– Я желаю говорить с Императором, – отозвался Брутен. Он сказал это тем же тоном, что и в прошлый раз.

Трайбан Гнол вздохнул: – Предполагаю, вы желаете сделать доклад относительно Блюстителя Кароса Инвиктада и его истопатов в целом. Уверяю, я передам ваш доклад! – Он посмотрел на Тисте Эдур, наморщил брови и кивнул: – Ну ладно. Я доведу вашу просьбу до Его Величества.

– Если нужно, поместите меня среди подающих петиции.