Стивен Эриксон - Буря Жнеца

Покрытый шрамами лоб наморщился. – В Летерас?

– Почему бы нет? Продадим кое-что, пополним команду.

Потрепанный жизнью мужчина улыбнулся.

«Назад в Летерас, да. И побыстрее».

Изгнание убивало большинство ставших его жертвами, ибо мир за пределами жесток и купить жизнь возможно лишь за монету сотрудничества. Племена не знают более сурового наказания – будь то Овл’дан, Д’расильани или Керюн. Сама структура племени предполагает непримиримость, и выброшенный из него гибнет, оторванный от всего, что давало жизни смысл. Жертвы ломаются изнутри, забывают все умения, помогавшие им; они сохнут и умирают.

А летерийцы в своих громадных городах, среди суеты неисчислимых лиц, почти нечувствительны к изгнанию. Их больше волнует Задолженность. Да, тамошние люди не совсем равнодушны к понятию духовной кары – они живут семьями, это всеобщая характеристика рода людского – однако причиняемые отчуждением муки вполне для них переносимы. Другая деревня, другой город – можно начинать сначала борьбу за выживание… на самом деле новое начало дает новые права. Это путь к сложению с себя ответственности.

Красная Маска жил жизнью овлов, не меняющейся на протяжении поколений, и верил, что природа летерийцев – наиболее ненавистных ему врагов – осквернила и его дух. Изгнание оказалось не смертельным. Изгнание стало даром, ибо в нем он отыскал свободу. Такое же искушение завлекало многих молодых воинов в Летерийскую империю, где анонимность и создает трудности, и раскрепощает.

Вытесненный, он странствовал далеко, без мысли о возвращении. Он уже не таков, каким был раньше, не сын отца своего; но кем он стал – для него самого остается загадкой.

Небо над головой не пятнали тучи; весна выказывала всю силу своей жары. Прыг-скоки выбегали из одного куста, чтобы тут же скрыться в другом. Он скакал на летерийском коне к северо-востоку, взяв след стада. Это малое стадо, насколько он мог оценить; вдоль протоптанной тропы попадались родильные места (на старой крови кишели мухи). В таких местах самки родаров останавливаются, пока теленок не окрепнет. Клан при малом стаде тоже должен быть небольшим.

Стражи Красной Маски, К’чайн Че’малле, не показывались. Ничего необычного. У громадных рептилий ужасающий аппетит. В это время года дикие бхедрины, перезимовавшие в рощах, выходят на поиски коров. Быки размером более чем в двух летерийских волов гневливы и дерзки, они нападают на любого, кто подойдет слишком близко, кроме самок своей породы.

Сег’Черок, Охотник К’эл, с восторгом встречал такие атаки – Красная Маска видел его удовольствие, проявляемое в медленном извивании хвоста. Он вставал на пути бхедрина, высоко подняв лапы – лезвия. Как ни быстр бывает бык, К’чайн Че’малле быстрее. Каждый раз, забив зверя, Сег’Черок отдавал тело Ганф Мач и ждал, пока она покормится.

Красная Маска ехал весь день, не ускоряя коня, чтобы не утомить; когда солнце садилось за окоем, воспламеняя далекие грозовые тучи, он заметил вдали стоянку овлов, расположившуюся на похожем на бычье ярмо островке между старыми руслами двух высохших рек. Стада сгрудились по сторонам долины, между ними вспучились купола покрытых сшитыми шкурами вигвамов. Воздух потемнел от дыма походных костров.

Ни постов, ни разведки. Лагерь слишком большой для такого стада.

Красная Маска осадил коня на гребне долины. Он смотрел на племя внизу. Там и тут голоса выкрикивали ритуальную печаль. Несколько ребятишек бегало среди хижин.

Он неподвижно сидел в высоком летерийском седле. Наконец кто-то его заметил. Крики удивления, беготня среди наползших теней. Несколько воинов двинулось в его сторону. Стоянка за их спинами начала панически сворачиваться, полетели искры от затоптанных костров, захлопали кожаные стенки хижин.

Сторожевые и тягловые собаки спешили присоединиться к воинам.

Как он вскоре разобрал, все они были молодыми – едва год или два с ночи смерти. Ни одного ветерана. Где же старейшины? Где кудесники?

В пятнадцати шагах вниз по склону шестеро воинов начали совещаться, перешептываясь; один повернулся лицом в стоянке и пронзительно завопил. Вся деятельность замерла.

Воины смотрели на Красную Маску. Ни один не осмеливался подойти ближе.

Собаки меньше испугались появления одинокого всадника. Они зарычали, вздыбили шерсть, окружая его полукругом. Один из зверей уловил необычный запах и отпрянул, поджав хвост, издавая тонкий визг.

Наконец один из молодых воинов сделал шаг. – Ты не можешь быть им, – заявил он.

Красная Маска вздохнул. – Где ваш Вождь Войны?

Юноша глубоко вздохнул и выпрямил спину. – Я вождь клана. Месарч, сын Нейруда.

– Когда была твоя ночь смерти?

– Это старые пути, – презрительно оскалил зубы Месарч. – Мы отказались от этих глупостей.

Кто-то сказал из-за его спины: – Старые пути подвели нас! Мы их отбросили!

Месарч потребовал: – Сними маску! Она не для тебя. Ты решил обмануть нас. Ты едешь на летерийском коне. Ты один из шпионов фактора.

Красная Маска помедлил с ответом. Взгляд его переместился с вождя на его последователей, потом опять на стоянку внизу. Толпа собралась поблизости и выжидала. Он помолчал еще в течение двадцати ударов сердца и произнес: – Вы не выставили постов охраны. Войско Летера может перейти гребень и обрушиться на центр лагеря, а вы будете не готовы. Ваши женщины громко кричат от страха, а такой тихой ночью звук можно расслышать за лиги. Твои люди голодают, вождь, но разжигают слишком много костров – над вами скопится облако дыма, достаточно плотное, чтобы отразить идущий снизу свет. Вы забиваете новорожденных родаров и миридов вместо того, чтобы брать старых самцов и неплодных самок. У вас, очевидно, нет кудесников: если бы они жили среди вас, то закопали бы вас в землю, заставив пройти ночь смерти, чтобы вы могли явиться заново рожденными и – да будет так! – одаренными новой мудростью. Ибо старой вам явно не хватает…