Стивен Эриксон - Буря Жнеца

Она смотрела на него, едва видимая в тусклом свете. – Разумеется. Но сначала он должен убить каждого летерийца, достойного так зваться. Карос Инвиктад, Великий Ученый, и империя негодяев…

Он ударил ее снова, еще сильнее. Отпрянул, поднимая кулак – рука тряслась, содранная кожа саднила, между пальцами застрял осколок выбитого зуба.

Женщина потеряла сознание.

«Ну, сама напросилась. Не умеет останавливаться. Это значит, что она желала… в глубине души хотела, чтобы я бил ее. Я о таком слышал – Карос рассказывал – они все начинают любить это… им хочется внимания…

Значит, я должен пренебрегать ею. Хватит. Принести воды, вымыть, накормить.

Но бить буду еще».

Но она все же была в сознании и что-то мямлила. Он не смог разобрать. Подвинулся ближе.

– … на той стороне… я буду ждать тебя… на другой стороне…

В животе Танала Ятванара зашевелился слизняк. Но тут же сдох. Никакой бог не судит умирающих. Никто не отмеряет дисбаланс деяний – сами боги не совершенны – их деяния судят все, кому не лень. Кто же придумал загробную жизнь? Это естественное наказание? Смехотворно. В природе нет равновесия. К тому же природа существует в этом мире и только в нем одном – ее правила ничего не значат там, где кончается мост…

Танал Ятванар обнаружил себя в коридоре. Отвратительная баба и ее клетка остались далеко позади. Он не помнил, как уходил.

Карос повторял снова и снова: правосудие есть ложь. Его не существует в природе. «Слишком рьяные и слишком благочестивые люди видят воздаяние в природных катастрофах; каждый уверен, будто мир кончится, но пощадит именно его. Но мы же знаем, что мир наследуют настырные, а не правые».

«Если только», – услышал он голос Джанат, – «эти понятия не совпадают».

Он зарычал, побежав вверх по стертым ступеням. Она глубоко внизу. В цепях. Пленница одиночной камеры. Для нее нет спасения.

«Я оставил ее там, глубоко внизу. Далеко внизу. Она не убежит».

Но женский смех все звучал в уме.

Он уже не был уверен, что…

Два крыла Вечной Резиденции давно пустуют: длинные свободные коридоры, никогда не видевшие обитателей комнаты, склады, погреба, каморки слуг, кухни. Патрулирующие здание стражники дважды в день проходят с фонарями, оставляя за спинами непроглядную тьму. Необитаемые места все сильней отсыревают, пыль становится грязью, грязь гниет, распространяя кислую вонь, текущую между оштукатуренных стен и скапливающуюся на уровне пола.

Запустение и пренебрежение грозят вскоре свести на нет гениальные инновации «Конструкций Багга». Так погибает почти все, созданное в мире руками человека; Турадал Бризед, Странник, полагал себя единственным носителем этих горьких истин. Да, Старшие кое-где еще прозябают, но лишь он один еще сражается с атаками неизбежного разрушения. А ведь Страннику нельзя вмешиваться. Почти никогда.

Джагутам удалось понять природу тщеты, что вызывало в Страннике известную долю симпатии к этому крайне трагическому народу. Ему было интересно, где сейчас Готос. Если подумать, скорее всего мертв. Он написал предсмертную записку объемом во много томов – эту свою «Глупость» – и она, вероятно, чем-то заканчивается… хотя Страннику не удалось ни увидеть этого заключения, ни услышать о его существовании. Он вдруг заподозрил: в неоконченном завещании самоубийцы таится намек. Но если и так, смысл намека слишком неясен всем, кроме самого Джагута.

Он проследовал за Королем-Ведуном до мертвого Азата, оставаясь там достаточно долго, чтобы понять намерения Ханнана Мосага, и сейчас возвращался в Вечную Резиденцию, где мог спокойно прогуливаться по пустым коридорам. Он хотел обдумать, наряду с прочими сюжетами, возможность вступления в новую схватку. Еще одна битва против натиска разрушения.

Ему казалось, что откуда-то доносится смех Готоса. Несомненно, это лишь плод воображения, вечно желающего высмеять тщательно обдуманные поступки.

Странник заметил, что забрел в коридор, особенно щедро залитый липкой грязью, и остановился. – Что же, – тихо вздохнул бог, – чтобы завершить странствие, нужно сначала его начать. Лучше начать, пока воля остается собранной.

Следующий шаг привел его на поляну, густо поросшую зеленой травой; прекрасные цветы окружали основания чернокорых деревьев, со всех сторон обступивших прогалину. Клочок видимого над головой неба был окрашен киноварью, воздух казался сильно разреженным.

Сзади раздался голос: – Я не приветствую посторонних в этом месте.

Странник повернулся. Неторопливо наклонил голову к плечу. – Не так уж часто лицезрение женщины вселяет страх в мое сердце.

Женщина скривила губы: – Я так уродлива, Странник?

– Наоборот, Менандора. Скорее… необыкновенна.

– Ты вторгся в место моего убежища. – Она помедлила. – Ты очень удивлен, что такой, как я, нужно убежище?

– Не знаю, что и ответить.

– Ты осторожен, Странник.

– Полагаю, ты ищешь повод меня убить.

Она прошла мимо – длинный черный саронг взвился, показав обтрепанные края и разрезы прорех. – Клянусь Бездной, – пробормотала она, – я так предсказуема? Но разве ты можешь поверить, что мне нужен хоть какой-то повод для убийства?

– Итак, Менандора, твой сарказм пережил одиночество. Разве не меня постоянно обвиняли в… гм… произвольных действиях?

– О, я знала, что они не произвольны. Только внешне. Ты упиваешься трагическими неудачами; я начинаю гадать, чего ты хочешь от меня? Мы не особо подходим друг другу.

– Ты давно отсюда выходила? – спросил он.

– Почему бы мне рассказывать?

– Потому что я поделюсь сведениями, и они покажутся тебе… очень подходящими. Но я потребую взаимности.

– Если я откажу – значит, ты напрасно проделал опасный путь.

– Он станет опасным только если ты, Менандора, предпримешь нечто неподобающее.

– В точности.

Она не отводила от него взгляда суровых нечеловеческих глаз. Бог ждал.

– Небесные крепости.

– Ага. Ясно. Значит, началось?

– Нет, но уже скоро.

– Итак, ты не хочешь начинать дело без долгих приготовлений. Я и этому не удивлен. Кстати, на какой стороне ты предполагаешь оказаться?

– Что? На своей, разумеется.

– У тебя появятся противники.

Поднялась тонкая бровь.

Странник огляделся. – Приятное местечко. Что за садок?

– Ты не поверишь, даже если скажу.

– Ах, – кивнул он, – этот. Хорошо. Твои сестры составляют заговор.

– Не против меня, Странник.

– Не прямо. Или, скорее, не прямо сейчас. Но будь уверена, что отделение твоей головы от плеч остается для них насущной задачей.

– Так она освободилась?

– Это неминуемо.

– И ты ничего не сделаешь? А что остальные в том падшем городе?