Аарон Дембски-Боуден - Ловец душ

— А ты уверен, что все эти события должны произойти на Крите?

— Был уверен, — признался Талос. — Теперь я даже не знаю, произойдут ли они вообще. Так много наших братьев поддалось порче, даже Кирион и Узас. Я боюсь, не распространилась ли их скверна и на меня. Возможно ли, что Губительные Силы замутили мое второе зрение?

— Сколько у тебя было припадков? Они случаются так же часто, как до моей смерти?

— Чаще. Они становятся все чаще.

— Хм. Может быть, Фаровен погибнет на Крите. Может, позже. Может, он погибнет не так, как ты видел, и ты напрасно тревожишься. Не припоминаю, чтобы ты столько ныл раньше.

— Ныл? Сэр…

— Даже видения примарха иногда были туманными. Смутными, по его выражению. Неясными. Какое у тебя право считать свои пророчества безошибочными, если даже второе зрение нашего генетического отца иногда подводило его?

— Погодите. Погодите.

Талос снизу вверх уставился на громадную машину. Поле визора окрасило крышку саркофага в кроваво-красный. Изображение живого Малкариона, сжимавшего три добытых в поединке шлема, молча смотрело на него.

— Сны нашего отца, — прошептал Талос, — иногда были неверны?

— Иногда их следовало трактовать символически.

— Этого… не может быть.

— Нет? Вот почему ты вечно вызывал враждебность в легионе, брат. Легион — сундук с миллионом тайн. А ты, Ловец Душ, полагал, что знаешь их все. Мне всегда нравилась эта твоя черта. Нравилась твоя уверенность. Но так думал не каждый.

— Наш генетический отец когда-нибудь говорил обо мне?

— Только о том, почему он так тебя назвал. Я рассмеялся тогда. Я думал, что отец решил надо мной пошутить. Казалось совершенно невероятным, что кто-то не подчинится его последнему приказу. — Малкарион снова издал странный механический смешок. — И ты в последнюю очередь.

Талос звал ее из тьмы. Повелитель Ночи произнес имя убийцы шепотом, рассыпавшимся треском вокс-передатчика.

— М'Шин, — прошипел он.

Ассасин побежала. Талос последовал за ней.

Другие придут позже. Когда первый шок пройдет, когда их ничтожные ребяческие амбиции возобладают над горем. Когда при виде тела убитого отца они начнут рыдать не о его смерти, а о том, что его реликвии ускользнули из их жадных пальцев.

Талосу было плевать. Имперская сука убила его отца, и за это она умрет.

В те времена у него еще не было Аурума. Сжав в перчатке рукоять цепного меча, он включил воющий клинок и продолжил преследование. Хотя на воине не было шлема, бусинка вокса оставалась в ухе. Крики братьев доносились с болезненной четкостью.

— Он преследует ее?

— Брат, не делай этого!

— Ты нарушаешь последнюю волю нашего отца!

Талос не мешал им бесноваться и проклинать его. Охотника сейчас не волновало ничего, кроме его добычи. Болтерные снаряды прорезали воздух, но убийца уклонялась быстро, как зигзаг черной молнии. Каждый выстрел грозовым эхом разносился по темным залам дворца Ночного Призрака на Тсагуальсе.

Убийца осмелилась рассмеяться. И у нее были причины для смеха. Что такое одинокий Астартес для опытного агента имперского Храма Каллидус? Ничто. Меньше, чем ничто. Она уворачивалась, петляла и перепрыгивала через болтерные снаряды.

Оставшись позади, Талос выругался. Он замедлил бег и вновь растворился в тенях.

Охота была еще не закончена.

М'Шин облизнула пересохшие губы. Воздух Тсагуальсы был сух и горек и здесь, в недвижной атмосфере дворца проклятых, становился лишь суше и горше. Пальцы М'Шин зарылись в волосы ее мертвой жертвы. Ассасин крепко сжимала голову примарха-предателя в руке. Кап. Кап. Кап.

Она разрисовывала ониксовый пол струйкам крови, лившейся из перерубленной шеи. Запах крови был липким и слишком густым, словно аромат множества специй. Священная кровь Императора, прогоркшая от порчи и зла. М'Шин подавила желание отшвырнуть жуткий трофей прочь. Доказательство. Ей нужно было доказательство, что дело сделано.

Странно. Нечеловеческое происхождение примарха проявилось еще раз, даже в смерти — отрубленная голова начала кровоточить лишь несколько минут спустя. Вещества свертывания крови наконец-то сдались, выпуская на волю темные капли.

Она могла бы просто снять артефакты примарха с тела: обруч-корону, серебряный меч в ножнах за спиной или плащ из темных перьев. Но эти реликвии, несмотря на их ценность, могли быть похищены и у живого. Ей требовалось убедительное доказательство, чтобы предъявить его магистрам ордена. Голова мертвого бога — вот то, что было необходимо убийце.

Что касается добытых артефактов, то они послужат и ее возвышению, а не только славе Храма. И как же ее восславят за совершенное!

Пикт-связь с записывающими устройствами корабля, и без того ненадежная на расстоянии, сейчас совсем оборвалась. М'Шин почувствовала, как связь исчезает, когда прыгнула на Ночного Призрака, — и от этого тоже попахивало почти сказочной жутью. Обрыв в такой момент… Что-то здесь не так…

Постойте. Что происходит? Память ассасина была почти абсолютной — настолько, насколько это позволял человеческий мозг, — и все же М'Шин не могла определить, где находится. Эти коридоры, выложенные костью и ониксом, переплетались и извивались будто по собственной воле. Звуки странно отражались от стен. Иногда не отражались вовсе.

Стена рядом с ее головой разлетелась фонтаном каменного крошева. Ассасин уже двигалась — отскочила в сторону и с невозможной грацией продолжила бег. Она была Каллидус. Искусство убийства в своей самой отточенной форме, отлитое в человеческой плоти.

М'Шин бежала и бежала. То и дело она проносилась мимо Астартес в устаревшей броне Марк III и более новой Марк IV. При виде ее воины замирали на месте. Некоторые дрожали от желания выхватить оружие и вызвать ее на бой. Их жажда крови, почти ощутимая на ощупь, витала в воздухе. Некоторые — очень немногие — выкрикивали ей вслед проклятия. Таких было мало. Крепость населяли стойкие сыны самого сурового из отцов.

И их прародитель принял смерть по собственной воле. Это до сих пор поражало ее больше всего. Половина воспитанников Храма Каллидус, возлюбленного орудия Бога-Императора, охотилась по всей Восточной Окраине галактики за Конрадом Курцем, восьмым примархом, отцом легиона Повелителей Ночи.

И здесь, на пустынной Тсагуальсе, в дворце-крепости из обсидиана, оникса и слоновой кости, со знаменами из человеческой кожи на башнях, она нашла его.