Дэн Абнетт - Сборник рассказов на 15-летие Black Library

В тележке Беккета лежал тяжелый обрубок трубы. Я видел, что Ханс смотрел на него и раньше. Теперь он схватил его, бросив цепь на землю.

— Беккет, нет!

Но тот уже набросился на орка, врезав трубой по голове монстра. Тот в ответ одним ударом свалил Беккета. Шипы наручей порвали ему щеку, и я услышал хруст сломанного носа. Орк наступил железным ботинком на грудь ошеломленному гвардейцу. Убрав кнут, зеленокожий достал огромный топор, висевший на поясе и занес его для удара. Глупые глазки с негодованием смотрели из-под густых бровей на Беккета.

Я шагнул вперед и пристально взглянул в глаза орка.

— Нет, — сказал я, но на этот раз охраннику, ледяным тоном и на орочьем. Я чувствовал отвращение, пользуясь этим грязным языком, но это удивило охранника. Орк засомневался.

Я выдерживал взгляд орочьих глазок своим единственным. Я смотрел на него снизу вверх, немного опустив голову так, чтобы в моей пустой глазнице было больше теней, больше тайны. Я был немолодым, одноглазым, одноруким человеком, попавшимся на глаза орку. Я должен был быть уже мертв, вокруг должны быть раскиданы мои внутренности. Но я был Ярикком, и у меня был дурной глаз. Я убивал орков взглядом. Скотина передо мной знал это. И сейчас именно это я и делал. Поскольку жизнь Беккета висела на волоске, я направил в свой глаз всю свою веру в Императора и всё свою ненависть к оркам кристальным, несокрушимым убеждением в гибели зеленокожего. Я был тем, кем они меня считали.

Топор дрогнул. Орк отвел взгляд от моего глаза и опасной пустоты глазницы, неуверенно огляделся. Что-то привлекло его внимание на высоких мостиках, скрытых во тьме над головой. Он, отпихнув ногой Беккета и дав ему пинка под зад, побежал вниз мимо рабов, рыча себе под нос.

Пока я помогал Беккету подняться, основание шеи начало покалывать. Я вгляделся в окружающие нас тени. Я почувствовал присутствие чего-то огромного. Он затаился где-то наверху. Орк. Трака.

Я не мог видеть его, но надеялся, что он видел взгляд моего глаза.

Надеюсь, в нем он увидел свою смерть.

Переводчик: AlexMustaeff

Сквозь переохлажденный металоновый туман проступает лицо.

Нейросоединение выжигает его очертания в моем мозгу. Это лицо. Я знаю это лицо…

Я пробираюсь сквозь свои кошмары. Царство полувоспоминаний, лабиринт сумрачного абсурда.

Вот я один, уличный беспризорник, дрожащий в нищете и темноте главного улья. Вонь от куч химических отходов жжет мои ноздри так же, как когда-то.

Я фыркаю и оказываюсь уже тощим юнцом, вокруг толпа и давка: идет вербовка в Имперскую Гвардию, вокруг шепчутся о великой войне, надвигающейся на Проксима Апокрифис. В ней Апокрифской Горте уготована выдающаяся роль. Я три дня простаиваю в беспокойной очереди, только для того, что бы услышать издевательский смех младшего офицера и его прислужника-сержанта. Я разворачиваюсь и ухожу.

Я несусь прямо в какофонию выстрелов. Подулье, я бегу вместе с Кровавыми Молниями. Ощущаю медный привкус возбуждения от перестрелки, мимо проносятся пули, в прорехах ржавого ограждения мелькают блестящие клинки стилетов. Это Спуск Тритуса. Мы на территории Охотничьих Собак — и под «мы» я имею в виду меня и Счастливчика. Я помню жар, с которым пуля предателя вошла мне в спину, звук его убегающих шагов, когда он бросил меня умирать. Оставил меня Охотничьим Собакам. Жестокому судье Коркорану и его силовикам из улья. В переполненной инкарцетории, где я заключен в тесной камере, где можно только стоять. В тяжелом труде, выполняемом командами по строительству шпиля.

После высоты и вызванной ей гипоксии — снова плен. Я продан и брошен в клетку. Клетку для рабов. Загон для одной из множества гладиаторских ям главного улья. Теперь я одно из животных, существующих лишь для того, чтобы нести смерть другим. Животное, которое попалось на глаза некоему барону Кравиусу Блюмолотову — обрюзгшему племяннику такого же обрюзгшего старшего планетарного лорда-губернатора. Он приходит к моей клетке ночью — когда заканчивается моя кровавая работа — и запускает свои жирные пальцы в мои слипшиеся от крови волосы. Благодарность выродка. Милость изверга.

— Мой верный раб, — шепчет он успокаивающе.

Но вот еще раз моя кровь и плоть в цене. От предложения иномирца даже гнусный барон не может отказаться.

Далеко-далеко во тьме я вновь испытываю такой страх в агонии и осквернении плоти, о причинении которого любой боец из гладиаторских ям или бандит подулья даже не могли мечтать. Я обрел… Клада и их мучительный дар нового бытия. Моё тело стало произведением их темного искусства: хирургический шедевр генетической и кибернетической аугметики. Гипертрофированная мускулатура, наложенная на сломанную, переконструированную, а затем укрепленную раму экзоскелета. Для них я — воплощение химического оружия. Во мне столько боевых наркотиков и препаратов, что сворачивается кровь и горят вены; эти сильнодействующие средства вызывают зависимость, и я уже не смогу без них жить. Психологическая обработка окончательно уничтожает то, что еще оставалось от моей личности в этом чудовищном создании Клады. Я — катастрофа. Я — холодная ярость. Я — беспричинная жестокость, чистая и направленная. Я — живое оружие, всегда готовое к бою.

Я — эверсор.

Только после этого я встречаюсь с тем, по чьему замыслу рождаются подобные мне чудовища. Они зовут его Сигиллит. Он прививает моим мультисердцам глубокую любовь к Императору и бездонную ненависть к его врагам. Из его губ я слышу свое имя, кажется, впервые за целую вечность.

— Ганимус…

Через нейроканал он показывает мне это лицо. Лицо, которое мне знакомо.

— Ганимус… — говорит Сигиллит. — Теперь этот человек стал нашим врагом. Он — пешка Воителя. Безбожный еретик. Ты должен с ним покончить, Ганимус, — и со всеми, кто его поддерживает.

Переохлажденный металоновый туман рассеивается.

Небытие криосна само становится сном. Я слышу вой, с которым спусковая капсула падает сквозь атмосферу, я лечу словно бомба, словно молния, словно месть Императора сквозь небеса цвета расплавленного свинца. Толчок отвлекает меня от моего полета-кошмара. Передача данных на кору мозга завершена. Моё задание — это подавляющий разум контроль, которому я не в силах противиться. Моя цель для меня всё — она тянет меня с непреодолимой силой притяжения звезды. Неутолимый гнев — это всё моё естество.

Я прорываюсь наружу сквозь листы капсулы, словно из металлического чрева. Костюм-перчатка цвета полуночи плотно обтягивает тело, наполненное ужасным потенциалом. Накачанный до чудовищности — гротеск, вылепленный из плоти и ненависти, — я вновь ступаю на пепел Проксимы Апокрифис. В тень главного улья и холодный мрак, что когда-то я называл домом. Вытаскиваю из поясной кобуры свой «Палач» и вытягиваю пальцы, обтянутые начиненной токсинами нейроперчаткой.