Йен Макдональд - Дорога Отчаяния

— Распишитесь здесь, — сказал пилот, передавая Раэлу Манделле–младшему накладную и ручку. Припасы передавались по цепочки на склад недавно открытого Эмпориума Горячих Закусок и Острых Блюд Манделлы и Даса. На контейнеры и ящики были по трафарету нанесены имена доноров: Маленькие Сестры Тарсиса, Железные Дороги Великий Юг, Сепаратисты Аргира, Друзья Земли, Бедные Мадлен.

— Как это изменит ситуацию с забастовочным фондом? — спросил Раэл–младший, считая ящики с капустой, чечевицей, мылом и чаем.

— Сможем меньше тратить на еду, а если еще получится ввести схему с талонами на питание вместо оплаты наличными — я бы сказала, пять месяцев.

Когда последний мешок скрылся в глубинах склада Раджандры Даса и Каана Манделлы, на двери повесили два замка и поставили охрану. Компания не остановится перед поджогом.

— Показатели производства? — спросил Раэл–младший. После того, как его мать превратила семейный дом в столовую, стало все труднее поддерживать порядок на заседаниях забастовочного комитета.

— Ожидаемые, — Харпер Тью самодовольно улыбнулся. До забастовки он был подпомошником менеджера по производству; каким‑то образом Компании не удалось полностью вытравить из него человеческие черты. — Выход стали сократился до ручейка — меньше восьми процентов номинальной производительности. Я полагаю, что Компания достигнет точки «пан или пропал» в течение примерно десяти дней.

На шестнадцатый день забастовки, в пять утра, господин Е. Т. Дхармамджитсингх, его жена Миса и восемь детей проснулись от треска вышибаемой прикладами двери. Четверо вооруженных охранников ворвались в спальню, выставив перед собой дула МФБС.

— Встали, оделись, — скомандовали они. — Пять минут.

Когда они бежали по 12–ой, пытаясь не растерять в спешке собранные ценности, Дхармамджитсингх увидел отъезжающий бронированный автобус, а также множество вооруженных людей, ломящихся в двери цвета навоза по всей улице. Он слышал крики, выстрелы и треск ломаемой мебели.

— Этих не трогать! — заорал своим людям сержант, собравшимся вышибить входную дверь цвета навоза. — Эти лояльные. Пусть живут. Следующий дом.

В это утро были изгнаны двести семей бастующих. Еще двести остались без крова на рассвете следующего дня, а на третий день — следующие двести. Улицы Дороги Отчаяния заполнились неустойчивыми зиккуратами из мебели, увенчанными заплаканными детьми. Семьи укрывались под импровизированными тентами из постельного белья и пластиковых мешков для мусора.

— Это нас разорит, — объявила Мавда Аронделло. — Мы не можем себе позволить эвакуацию детей и иждевенцев из Дороги Отчаяния в приюты Великой Долины. Железнодорожные тарифы ужасающе высоки: фонд будет опустошен меньше, чем за два месяца.

— Сходи поговори с тетушкой, Раэл, — сказала Санта Екатрина, белая, как привидение, от рисового крахмала, муки и непрерывной работы. Теперь бастующие не только столовались в доме Манделла, но и жили здесь, спали на полах в спальнях, по пятнадцать человек в комнате. — Таасмин поможет.

Тем же вечером поезд, составленный из опломбированных вагонов, медленно прокатился мимо станции Дорога Отчаяния. Из‑за стойки придорожной закусочной Раджандра Дас заметил запертые двери, зарешеченные окна и таблички, указывающие на что, что состав был набран по всему северному полушарию. Поезд проскользнул разъезд и свернул на стальградский боковой путь. Охранники очистили от людей сортировочные и ввели комендантский час, но Раджандре Дасу удалось разглядеть то, что не видели другие, сидящие за запертыми ставнями: вооруженные люди в черно–золотой форме эскортировали мрачных мужчин с сумками и чемоданами в недавно освободившиеся дома.

В шесть утра сирены взвыли и полторы тысячи штрейкбрехеров выбрались из чужих кроватей, натянули рабочую одежду и под надежной охраной промаршировали на завод по радиальным улицам, по Кольцу и мимо толп, скандирующих «Предатели! Предатели! Предатели!». Затем из остывших труб заструился дым, а грохот отвальных механизмов сотряс воздух.

— Это очень серьезно, — сказал Раэл Манделла–младший забастовочному комитету. Они перебрались в Б. А. Р./Отель (недавно переименованный, как, собственно, давно планировалось, в БАР/Отель путем закрашивания точек) из‑за обилия голодных ртов в доме Манделла.

Харпер Тью предсказал повышение объемов производства до шестидесяти процентов в течение десяти дней.

— Мы не дотянули до точки невозврата каких‑то пятидесяти двух часов, — сказал он. — Если мы не найдем способа ударить по штрейкбрехерам, Конкордату конец.

— Мы позаботимся о штрейкбрехерах, — сказал Уинстон Карамасов. Над его головой, казалось, замерцал темный нимб.

— Наконец Группе активных действий будет, о чем сообщить, — сказал Ари Оснан.

— Спокойно, — Раэл Манделла–младший сцепил пальцы, внезапно почувствовав ужасающую опустошенность. Видение, духовный ветер, мистическая сила, гнавшая его вперед, будто рельс–шхуну, пылавшая у него на языке, предала и покинула его. Он был просто человек — одинокий, слабый и ошибающийся. События заманили его в ловушку. Он не мог сказать «нет» руководителю Группы активных действий, а сказав «да», он становился слепым орудием толпы. Эта дилемма поразила его с идеальной точностью.

— Очень хорошо. Группа активных действий должна принять все необходимые меры.

Этой ночью общественный клуб «Экономическое равенство» был сожжен дотла. В дымящейся золе Доминик Фронтера и его констебли обнаружили останки восемнадцати штрейкбрехеров, воспитателя детского сада, владельца, его жены и младенцев–двойняшек. Этой ночью на пересечении улицы Инфаркта с Кольцом одному штрейкбрехеру нанесли пятнадцать ножевых ранений. Каким‑то чудом он выжил, чтобы носить эти шрамы до самой могилы. Этой ночью трех чужаков заманили в пустую будку обходчика, где их раздели догола, привязали к стульям и откусили им гениталии садовыми ножницами.

Этой ночью Раэл Манделла–младший прокрался домой и исповедался матери в своих сомнениях, ошибках и своей беспомощности. Несмотря на полученное от нее отпущение грехов, он не чувствовал себя прощенным.

Жестокость порождает жестокость так же, как ночь следует за ночью. Зверства громоздились на зверства. Невзирая на свое сочувствие забастовщикам, Доминик Фронтера не мог более закрывать глаза на безумие и насилие, сотрясавшие его город. Компания угрожала принять прямые меры против преступников, хотя ее служба безопасности не имела полномочий за пределами забора. Доминик Фронтера пообещал шефу службы отреагировать незамедлительно, хотя и не представлял, каким образом. Он отправился навестить Раэла Манделлу–младшего в Бар/Отель.