Аарон Дембски-Боуден - Разведчик Пустоты

— Тогда почему ты… не убил его?

— Потому что, если он переживет созревание и младенчество, он пройдет имплантацию для службы в легионе. Я полагал, это очевидно, Октавия.

Апотекарий еще раз проверил показания нартециума и под металлический стук ботинок направился к двери.

— Он не станет легионером, — сказала Октавия ему в спину, ощущая во рту кислый привкус слюны. — Вы никогда его не получите.

— Да? — Вариил оглянулся через плечо. — Похоже, ты совершенно в этом уверена.

Он вышел из комнаты, разогнав служителей у двери. Октавия продолжала смотреть на люк, с визгом закрывшийся за ним. Когда апотекарий ушел, девушку вырвало жидкой и липкой желчью и, осев на троне, она вновь потеряла сознание. Так ее и застал Септимус почти полчаса спустя.

К тому времени когда он пришел, Вуларай и остальные служители уже подключили трубки с питательным раствором к разъемам, имплантированным в руки и ноги Октавии.

— Отойдите в сторону, — приказал он, когда слуги загородили дорогу.

— Госпожа отдыхает.

— Я сказал — в сторону.

Некоторые из рабов потянулись к пистолетам и дробовикам, спрятанным под грязными одеяниями. Септимус одним плавным движением вытащил оба пистолета, нацелив их на двух сгорбленных служителей.

— Давайте не будем, — предложил он.

Прежде чем оружейник успел сообразить, что происходит, Вуларай очутилась у него за спиной и острие ее меча защекотало его затылок.

— Ей нужен отдых, — прошипела служительница.

Септимус прежде никогда не обращал внимания на то, насколько ее голос смахивает на змеиное шипение. Его бы не удивило, если бы под всеми этим повязками оказался раздвоенный язык.

— И ты не должен быть здесь.

— Но я здесь и уходить не собираюсь.

— Септимус, — слабо позвала Октавия.

Все обернулись на ее шепот.

— Ты разбудил ее, — обвинительно прошипела Вуларай.

Он не стал отвечать. Оттолкнув служительницу, Септимус подошел к трону Октавии и присел рядом.

Она была бледна — настолько, словно родилась на этом корабле, — и исхудала почти до костей, если не считать раздавшегося живота. На лбу и на носу коркой засохла кровь, вытекшая из-под повязки. Один глаз ее не открывался, почему — Септимус понять не мог. Перед тем как заговорить, девушка облизала потрескавшиеся кровоточащие губы.

Вероятно, лицо его выдало.

— Я выгляжу настолько ужасно, да? — спросила она.

— Ты… Бывало и лучше.

Она сумела провести кончиками пальцев по его небритой щеке, прежде чем вновь обмякнуть на троне.

— Конечно да.

— Я слышал, что они с тобой сделали. Что заставили тебя сделать.

Закрыв глаза, она кивнула. Когда Октавия заговорила, двигалась только одна сторона ее:

— Вообще-то это было довольно умно.

— Умно? — переспросил он, стиснув зубы. — Умно?

— Использовать навигатора, — вздохнула она. — Тайное зрение. Вырвать их души из тел… с помощью чистейшей, самой сильной… связи с варпом…

Она придушенно рассмеялась, и это больше походило на дрожь, чем на смех.

— Мое драгоценное око. Я видела, как они умирали. Видела, как варп поглощает вырванные из тел души. Как туман. Туман, разорванный ветром.

Октавия отвела волосы с потного лица. Кожа ее была холодной, как лед.

— Хватит, — сказал Септимус. — Все кончено.

— Отец говорил мне, что нет смерти хуже этой. Нет боли сильнее. Нет проклятия горше. Сотня душ, доведенных до безумия страхом и пытками, умерли, заглянув прямо в варп.

Она снова выдала этот сдавленный, дрожащий смешок.

— Я даже не могу представить, сколько людей слышат сейчас этот смертный вопль. Не знаю, сколько из них умирает.

— Октавия, — сказал он, положив ладонь на ее живот. — Отдыхай. Восстанавливай силы. Мы уйдем с этого корабля.

— Они нас найдут.

Септимус поцеловал ее влажный висок.

— Пусть попробуют.

Талос в одиночестве предавался размышлениям. Он сидел в оружейной Первого Когтя. После лихорадочной суеты последних недель пророк жаждал спокойствия.

«Эхо проклятия» медленно дрейфовал, ожидая, пока его навигатор придет в себя и сможет доставить корабль к Оку Ужаса. Даже короткий перелет, с большой вероятностью, убил бы Октавию в ее теперешнем состоянии, не говоря уж о многомесячном или даже многолетнем полете через большую часть Галактики.

Талос также отлично понимал, что она никогда еще не прокладывала путь в настоящем варп-шторме. Око было негостеприимной гаванью даже для самых опытных колдунов. Неопытный навигатор, да еще и истощенный до предела, был слабым звеном, и у Талоса не имелось не малейшего желания испытывать его на прочность, пока оставался выбор.

Закрывая глаза, он все еще видел эльдаров. Их гибкие фигуры плясали, словно выхваченные из темноты вспышками света. Тени среди теней, то черные и бесшумные, то серебряные и пронзительно кричащие.

Эльдары. Теперь он видел их, и не засыпая. И это тоже становилось проблемой. Была ли тому виной Тсагуальса? Если да, воздух мертвого мира оказал на него совсем не то действие, на которое надеялся Талос. Неужели Тсагуальса не только одарила его желанным вдохновением, но и ускорила процесс дегенерации, как лекарство от рака порой не делает ничего, кроме увеличения скорости роста опухоли?

Он спорил с Вариилом в апотекарионе несколько недель назад, но правда была холодна. Ему не требовались показания ауспика или данные биоритмического скана, чтобы понять, что он теряет рассудок. Хватало сновидений. После Крита они становились все хуже, тяжелее и обманчивее, но даже с этим он мог справиться. По крайней мере, на какое-то время.

Нет. Сны с эльдарами отличались, потому что были больше, чем сны. Ему уже не требовалось спать, чтобы видеть их. Вой и пляшущие клинки безумных чужаков сделались столь же реальными, как стены вокруг него и голоса его братьев.

Сильнее всего Талоса мучил вопрос: почему он до сих пор их видит? Со Зрачка Бездны, когда сны впервые явились ему, он откровенно избегал возвращения в Око Ужаса. Но теперь пророчество казалось ошибочным. Ксарл не мог умереть дважды. Еще никогда пророк не испытывал такого облегчения от осознания своей неправоты.

Нелегко было решить, сколько можно рассказать братьям. Если бы он открыл слишком много, за ним бы не пошли. Если бы слишком мало, они дергали бы за поводок, сопротивляясь его лидерству.

— Талос, — сказала тень на самой границе поля зрения.

Инстинкт заставил его взглянуть налево. Ничего. Ни силуэта. Ни звука. Но стоило ему выдохнуть, как он услышал удар меча о керамит, далекий и призрачный, как воспоминание. Источник звука мог находиться где-то неподалеку, на борту корабля — или в его сознании.

Возражения братьев переплелись с мыслями об эльдарах. Другие легионеры хотели немедленно пуститься в бегство, безразличные к тому, что это убьет навигатора. Люкориф настаивал на том, что они должны выжать из Октавии все возможное, а затем, после ее смерти, просто довериться течениям варпа. Другие Когти выражали сходные пожелания.