Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура

И чего голову забивать чепухой, когда дел выше крыши. Анчар, как задумал, успел и в банке перекинуть деньги на валютный счет, и в Ариэль съездил, в квартирное бюро. Очень приглянулись ему тогда белые домики на холмах и крыши черепичные. А что глиняный кад с камнями доверху на въезде в город стоит, ну и что? Стоит себе молча, где поставлен. И неделю, и десять дней стоит. А когда в третий раз Анчар в Ариэль поехал, чтобы ключи от квартиры забрать, вазона на привычном месте не было. Пришло время, и убрали.

Вернулся вечером с ключами, рот не успел раскрыть, а Ирина протягивает ему сверток:

— Вот, отвези своей Валентине, лучше того, прежнего, что порвано, получилось. Ей должно понравиться, пусть не ругает тебя.

— Что должно понравиться? Какой Валентине?

— Валентине, Вале, девушке твоей. Это платье для нее. Помнишь, я тебе обещала, что сошью лучше прежнего?

— Нет никакой Валентины. Нет никакой моей девушки. Нет, и никогда не было у меня никакой девушки.

Ирина опустила руки, пожала плечами и отступила в сторону. Что-то такое было в лице Андрея, что ей расхотелось продолжать разговор. Зачем? Кто она ему? Он сильный, уверенный в себе, лицо каменное. У него своя жизнь. Квартиру покупает, ее из жалости приглашает пожить в Ариэле. Нужно ли соглашаться? А у нее что? У нее Миша, швейная машинка и… ничего больше. И нечего придумывать то, чего никогда не может быть. Встретились, расстались, как попутчики в дороге, значит, так тому и быть. Всю жизнь помнить его будет, благодарить за Мишу. А он что вспомнит? И вспомнит ли ее вообще? Какая Ирина? Кто такая?

Или согласиться, побыть с ним рядом еще немного? А потом собраться с силами и уехать. Навсегда.

Не оглядываясь, Ира спросила:

— Голодный, наверное? Мой руки, ужинать будем.

Анчар опустил голову. Нет у него никого. Никого, кроме нее, Ирины. Как же он теперь без нее? Что он без нее? Странная, нежная, обидчивая, как трудно с ней! А без нее и совсем невозможно. Встретились случайно, а теперь он жизни без нее не мыслит. Зачем он ей, у нее Миша есть. Одна надежда, что согласится поехать с ним в Ариэль, хоть ненадолго, а там видно будет. Но не нужен ей никто, не интересен и Анчар: никаких женских уловок и нечаянных секретиков. Поэтому спит Анчар крепко. Послушает, как Миша посапывает, как она легко дышит во сне, и закрывает глаза: спокойной ночи, постояльцы, приятных вам сновидений…

— Да, голодный, как собака, весь день в бегах, зато ключи уже у меня. Поужинаем и начнем паковаться.

Косые лучи солнца легли лиловой дымкой на холмы за городом. Тихо на улице Роз, только мальчишки играют в свой вечный футбол на дворовой стоянке, испуганно замирают, когда мяч попадает в машину, стреляют глазами по окнам, хихикают, переглянувшись, и снова бьют по мячу.

На скамейке возле палисадника, прямо под окнами Анчара, престарелые кумушки перемывают кости соседям. Повезло сегодня всем: и кумушкам, и соседям — новые жильцы въехали.

— Молодые, бездетные, тихо будет, слава Богу!

— У молодых не задержится, скоро, с Божьей помощью, приведут деток, что за семья без детей…

— Хорошо вселились, до стрельбы успели. Вот напугаются с непривычки…

— Привыкнут, это Израиль. Сколько себя помню, здесь так всегда: то стреляют, то готовятся стрелять, конца не видно.

— Да, скоро начнут, спать не дадут до утра…

— А ты говоришь, дети… Уж лучше бы дитя поплакало да перестало, чем такое каждую ночь…

— А я сплю, да-да, сплю, мне не мешает. Зять окна закрывает, телевизора не слышно, а дочка открывает: лучше пусть пуля влетит в открытое окно, чем в стекло, а он опять закрывает. Ссорятся — беда!

— Плохо, когда дома ладу нет. Тишина — вот благодать!

Вдруг из окна новых соседей раздался пронзительный визг. Кумушки мигом втянули головы в плечи, футболисты замерли. Глухой удар, еще, еще! И опять на звенящей ноте:

— Мамочка! А-а-а!

В комнате что-то грохнуло, будто толкнули тяжелый шкаф.

— Андрей! А-а-а!

Удар, удар, и тишина.

Старухи шумно выдохнули и подняли глаза вверх. Мальчишки ждали, не будет ли еще чего интересного?

— Ты, Рита, не обижайся, но «русские» — это всегда проблемы.

— Оставь, Тами, у тебя все «проблемы». Не убил бы ее, боюсь я, что-то подозрительно тихо стало.

— Может, полицию вызвать? Или за зятем сходить?

Анчар прислушался. Судя по акценту, одна «марокканка», другая «русская», третья из Индии. И глянул вниз:

— Добрый вечер соседкам! Не нужно полиции. Это всего лишь таракан, «джук». Жена таких огромных никогда не видела.

Соседки подняли головы, закивали, разулыбались, помахали руками:

— Шалом, здравствуйте, добро пожаловать…

Короткие очереди «калашникова» прорезали вечернюю тишину. «М-16» ответили им. Началось.

Он знал, что в Ариэле по вечерам стреляют. Прежний хозяин рассказал, когда ключи передавал. Показал на гребень холма:

— Там, за горой, арабская деревня. А вон, видишь, справа, — наши укрепления. Чуть стемнеет, и поехало — пальба, голоса не слышно. Да ты не бойся, по городу не стреляют, кто же позволит! Это в самом начале интифады* можно было услышать, как пули над крышами посвистывают. Помню, жена удивлялась, темно, а птички чирикают. Что за птички, спрашивала. А как узнала — в рев. Так и рыдала, пока квартиру не продали. Повезло тебе, цены на жилье вниз ухнули. Теперь я чуть не реву, люблю Ариэль, не представляю, как привыкну на новом месте…

Ирина укоризненно глянула на Андрея:

— Зачем ты так?

— А что? Нужно же чем-то бабок угомонить, пока и вправду полицию не вызвали.

— Сказал бы просто «Ирина», заодно и познакомились бы.

— Привыкай, я три дня настраивался, шептал перед сном: «же-на, же-на…», а сейчас без подготовки так лихо выпалил!

— Я от неожиданности. Знаешь, как испугалась! Думала, крылатая мышь в окно влетела и мне в глаз нацелилась.

— Скажешь тоже, крылатая мышь! Летучая, а не крылатая.

— Летучая — это совсем другое… — Ира улыбнулась и вытерла запоздалую слезинку. — Стреляют…

Что за человек? Кремень! Ничем его не тронуть. И завизжала, как по нотам, а как удержаться, если эта тварь прямо в лицо летит! И стрельба началась, а еще ночь впереди, говорят, до рассвета палят без остановки. И сумерки такие мягкие, лиловые за окном, даже жалко свет включать. Так бы и сидела, не двигаясь, а еще бы он поближе подошел… Нет, нет, и не мечтай! И так хорошо: пусть стоит возле своего окна, можно потихоньку смотреть на него, только так, чтобы не заметил, не рассердился. Жаль, но свет придется зажечь: ужинать скоро, а ничего не готово.

Ира вздохнула и поднялась со старой тахты, верно служившей Андрею все эти годы.

В это мгновение Андрей шагнул от окна ей навстречу.

— Подожди, не нужно света, подожди…

Руки, губы… Радость… Радость и счастье…