Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура

Анчар целовал Ирину и сам себе не верил: она — и так близко, ближе не бывает, и целует, и пальцами легко касается висков, и гладит мягкими ладонями его щеки, и дышит нежно в шею, и опять целует. Она — и так? Ох, Ира, Ирка!

— Ох, Ирка, наконец-то… а я уже не верил, не надеялся, думал, нет, не нужен, ну и пусть…

— Да, да, и я … Так ждала, и ругала себя, и мечтала… А ты, такой суровый, хмурый, как подступиться?

— Глупая моя, мышь крылатая… все, все, теперь навсегда, правда? Скажи, что навсегда, ну, скажи…

Анчар мягко усадил Иру на тахту.

— Как — навсегда? Нет, нет, подожди, нельзя нам навсегда! Ты не знаешь ничего! Подожди, послушай.

— Потом, потом… Все потом, завтра… Хорошо?

Ира, прикусив губу, отвела его руки. Как ей хотелось забыть обо всем и отдаться его воле, его доброй силе! И не думать, не думать, хотя бы ночь, хотя бы одну ночь за все эти годы не думать и не притворяться, что ничего не было. До утра, пусть только до утра, но не навсегда. Это ее тайна, ее ноша, ни с кем не поделишься.

Нет, так не честно. Она знает об Андрее страшное, непонятное и темное. Немного видела, о многом догадалась, но никогда не предаст его. Она сама сделала выбор после той пятницы. Теперь его очередь.

— Не обижайся, Андрей, подожди. Я должна рассказать, а ты послушай, подумай и реши, нужно ли тебе это. Я и сумку свою не разбирала, может, успею на последний автобус.

Ира говорила долго, вспомнила все подробности: и о волчьей шкуре, и о своем открытии, и о доцентше Каверзневой. Рассказала о поисках могилы, и о пустыре. Останавливалась, подбирая слова, когда вспомнила о Кагане. Снова опалил лицо жар летнего дня, и охладил пылающие щеки синий свет бездонных глаз. И дробный стук деревянных пластинок о старинную кольчугу услышала она перед тем, как провалиться в спасительное небытие.

Анчар слушал не перебивая, понимал, что Ире пришло время выговориться, и не нужен ей ни собеседник, ни сочувствие к тому, что случилось с ней. И комментарии не нужны. Достаточно того, что ее невероятная исповедь обращена к живому теплу, к единственному на всем белом свете человеку, которому она доверяет.

А она все говорила и говорила. Он несколько раз походил к окну покурить, провожал глазами огненные пунктиры над холмами, щурился от сполохов в низинах. Там шел бой.

Ира замолкала, вздыхала, и он возвращался к ней, обнимал, поглаживал по плечу, опять вслушивался в сбивчивые слова, иногда плохо улавливал смысл, понимая одно: крепко его Ирке досталось. «Откуда она о доспехах из коры знает? Читала? Не многие знают о березе Шмидта*. А я бывал в тех краях, где она растет, — Анчар криво усмехнулся. — В последней командировке». Он тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Время его исповеди не наступит никогда.

— Вот и все, Андрюша. Сама понимаю, что моя история ни на что не похожа. Но это было, и было так. Мне самой все странно и непонятно, но другой жизни у меня нет и уже не будет. А ты, нужна ли я тебе такая? Вот и решай.

Анчар задумался. Что было? Чего не было? Для нее всё правда, всё её жизнь. И для него.

— Закрой глаза, я тебя поцелую.

Свет в эту ночь они так и не зажгли.

*****

— Ир, присмотри, пожалуйста, за сумкой. У меня сигареты

кончились.

— Подожди, я только окунусь и назад. Жарко…

Ира распустила волосы, подняла их повыше, заколола, не расчесывая, легко поднялась и направилась к морю, обходя зонты, игроков в бадминтон и пускающих воздушные змеи детей.

Прищурившись из-за сверкающих на воде отблесков солнца, Анчар смотрел ей вслед. Стройная, с копной черных волос, спина, как у балерины, ступни ставит, как по линейке идет. Знает Анчар, что улыбается Ирка всем, кто смотрит на нее. Даже незнакомые в ответ улыбаются и кивают. И не только он провожает ее глазами. Начал бубнить как-то в первые их дни, мол, ходи, не летай, голову чуть опусти и не смотри людям в глаза, мало ли что подумать могут, особенно мужики. Жизни не знаешь. А она засмеялась, головой затрясла: находилась, наковылялясь — надоело! Летать хочу, понимаешь, Андрей, я свободна, свободна! И руки вразлет, как крылья.

Так все эти годы и летает. Ох, Ирка, мышь ты моя крылатая…

Анчар засунул сумку с пистолетом глубже под полотенце. Нет, не может он, старый вояка, без оружия.

С тем первым, пистолетом Казема, замучился, все перепрятывал его. Мало того, что незарегистрированное оружие — это срок, так еще и ребенок в доме. Правда, о Мише сказать или даже подумать «ребенок» сложно. Во-первых, в свои двенадцать лет больше на призывника похож, чем на подростка. Ирка соседям объяснила: гормоны, мол, наследственность… А во-вторых, в голове у него, кажется, знаний больше, чем у иного генерала. В школе и дня не учился. Анчар заикнулся, а Миша рукой махнул: чего я в этой школе не видел, только время зря терять. И Ирка промолчала. Водил ее Миша по комиссиям, по врачам да психиатрам. Сам очередь занимал, сам справки собирал, прошения писал. Ирка подписывала молча. Через год признали мальчика умственно неполноценным, не пригодным для обучения. Предложили Ирке определить его в специнтернат, да Миша и тут выкрутился.

Ира вернулась быстро, только окунулась. Потянулась за кремом.

— Вода теплая-теплая. Как раз, как я люблю.

Капли змейками стекали по шее, Анчар проследил, как они скользят в вырез купальника, вздохнул и лизнул соленое плечо.

— И я люблю, когда под душем. И с тобой.

Ира засмущалась, стрельнула глазами по сторонам и довольно хмыкнула, когда сидящая по соседству матрона скривила губы.

Анчар поднимаясь, кивнул на полотенце. Ира укоризненно покачала головой.

— Зачем ты его опять взял? Даже в море поболтаться вдвоем не можем. Пойди окунись. Потом сигареты купишь.

— Не-е… Сначала курить.

Анчар набросил рубашку и пошел в кафе, осторожно переставляя ноги по горячему песку. А Ирка ходит, даже не морщится. Точно, летает…

«Зачем опять взял… Зачем опять…» Сколько можно объяснять, что при такой жизни оружие не гарантия, но шанс, сама ведь убедилась.

Анчар давно получил разрешение на оружие, но долго искал точно такой же пистолет, как тот, что достался ему трофеем: «CZ-73» производство «Ческа Зброевка», двенадцатизарядный браунинг по мощности и баллистике напоминающий родной «Макаров». Песня!

Купив законное оружие, Анчар разобрал пистолет Казема, оставил ствол, боек и зуб выбрасывателя, те детали, по которым определяются пуля и гильза. Все остальное он распилил «болгаркой» и разбросал по мусорным бакам.

А вообще-то Ирка — чудо, хотя в оружии и не разбирается. Если бы не этот пунктик насчет Миши… Кто он такой? Откуда взялся? Она свято верит, что сама его родила, причем, ни от кого. И, удивительно, девицей оказалась — факт! Вот загадка!

Анчар оторвал взгляд от песка, взглянул на кафе и замер, не замечая жара, обжигающего ступни.