Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура

Из нас, нефилим, кто еще здесь? Многие ушли в небытие, кто-то стал руководителем проекта и покинул Землю, пора и мне в путь. Жаль, попрощаться не с кем. Давно потерялись мы среди людей, забыли старых друзей… Да что там друзей! Само понятие дружбы сгинуло к такой-то матери!

А началось все с появлением людей. Им — добро и зло, а нам в нагрузку еще и спор. Как объяснили наставники, споря друг с другом, мы научимся понимать людей, привыкнем манипулировать ими для достижения своих целей, лучше подготовимся к руководству проектами. Спор поможет выявить более способных, целеустремленных и сильных, вроде меня. Всучили по одному предмету для затравки, и — вперед, действуйте, молодые, собирайте остальные, чтоб семь в одних руках оказалось. Вот тогда подниметесь на следующую ступень карьеры, приблизитесь к своей мечте стать руководителями проекта.

Мечта хорошая, а путь к ней, ох, какой скользкий! Сами наставники чистенькими остались, а нас мордой в дерьмо.

Спорщикам многое позволено, почти все, поэтому вчерашние друзья, ввязавшись в спор, быстро становились заклятыми врагами. А братья!.. Эх, что и говорить!

Сначала это казалось игрой, просто игрой.

Белое лицо передернуло судорогой воспоминаний. Его тогда звали Озирис. С увлечением учил он людей возделывать поля, собирать урожай, давить виноград, готовить пиво, лить золото и медь. Люди молились на него, а ему было смешно и приятно. Много было у него братьев по Ра, но любимый брат один, и любимая подруга-сестра. Спорить с братом, что может быть лучше! С ним и договориться легче, и обменяться предметами, и попросить нужную вещь в подарок. Так они оба думали сначала. Время шло, и оказалось, что так думает только Озирис. Сет просто подставил его, подло и расчетливо. Принес ковчег:

— Спорим, брат, не поместишься ты в нем!

Смешно! Будто сам не видит. Озирис тогда был шуплым, гибким, ловким, в этом ящике трое таких поместится, и не тесно им будет. Прыгнул Озирис внутрь, свернулся калачиком и рукой по дну похлопал:

— Давай, брат, устраивайся рядом!

Только и успел увидеть, как льдом блеснули глаза Сета — и крышка захлопнулась. Сыграл, что называется, в ящик.

А игра продолжалась: разорвал Озириса Сет на сорок частей и разбросал по сорока провинциям Египта.

Если бы не Изида… Собирала его по кусочкам. Самого нужного не нашла, хорошо, догадалась протез сделать. И возродиться помогла. Так стал Озирис Гором. Так потерял он брата.

Остались у нас только верные подруги, больше не на кого надеяться. Болтнула Эрина Изиде, просто так, ля-ля по-женски, что у Миши большой «венец» много лет пропадает без пользы, а та сразу к братцу метнулась. Свели подружки его с Мишей и вот уже дело сделано, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…

А вот и Миша! Сумка у него большая и даже на вид тяжелая.

Белокожие обменялись сумками.

— Ну, что, как говорится, на посошок? Я приглашаю.

Миша усмехнулся. Совсем очеловечился приятель: словечки, ужимки, пивной животик, по девчонкам глазенками стреляет, хорошо, что Изида не видит.

И направились они к ближайшему ресторану посидеть на прощанье.

*****

— …может, ты пришелец?

Миша обвел взглядом стены. И о чем Анчар думает? Сколько лет, как квартиру купил, а комната до сих пор ободранная. Плесень под окном. Рамы в мазках засохшей лет десять назад краски. Мебель старая, с миру по нитке: часть с улицы, часть от соседей, что уже обжились. Ясно, капитальный ремонт он не потянет, так хоть бы покрасил что ли, домовладелец…

Дырку бы замазал. Как труба лопнула, он сразу все бросил, подсуетился, стену раздолбил, кусок из пластика вставил, умеет, значит. Да так и оставил. Который год дыра между кухней и ванной фанеркой заложена.

Ирина моет, чистит, занавесочки-салфеточки шьет, цветы развела, а толку нет.

Их проблемы, конечно. Пусть как хотят, так и живут.

Миша и Анчар сидели за столом. Ирина поджала ноги на диване.

— Квартирка у нас, конечно, так себе, но все-таки четыре комнаты. И вот представь себе, Андрей, что в одной из них родился ребенок. О существовании остальных комнат он не подозревает: ходить еще не научился, а носить его туда-сюда у других жильцов нет нужды. И вот однажды, когда ребенок уже чуть подрос, он замечает одного из жильцов, зашедшего в его комнату. Он всегда здесь жил, и к ребенку заходил, и сейчас зашел, как обычно. А ребенок заметил его в первый раз. У детей все случается впервые, когда время приходит. Будет ли этот жилец считаться пришельцем?

Анчар хмыкнул и повернулся к Ире за поддержкой.

— И это ответ? Спасибо, сразу все стало ясно.

Однако Ирина не улыбнулась и даже не посмотрела на Андрея. Ее лицо оставалось серьезным и сосредоточенным. Она не сводила глаз с Миши.

— Кто ты?

Миша на мгновение задумался, приподнял белые брови и кивнул своим мыслям, будто пришел к какому-то решению.

— Нас называют по-разному: титаны, атланты. Для одних из вас мы ангелы, херувимы, для других — черти, дьяволы.

Времена меняются, и те, кто считал нас святыми, плюют нам вслед или в лицо. Еще люди называют нас бессмертными богами. Хотя тут, пожалуй, вы перегнули: не боги, божки. Но бессмертные. Ладно, почти бессмертные, какая разница!

Многие из наших зовут друг друга гигантами. Я привык

думать о себе как об одном из нефилим. Пусть будет так?

Не ответив, Анчар поднялся, подошел к холодильнику,

достал из него початую бутылку «Зеленой марки», из шкафчика — рюмку. Ишь, нефилим! Это что же, упавшие? Так с иврита переводится? Тогда понятно: кто с Мишей пять минут поговорит, сразу поймет, что парень с высо-о-окой крыши навернулся. Или сам себя упавшим с дерева почувствует.

Ирина, не мигая, смотрела на голубоглазого, белокожего и беловолосого юношу, которого про себя никогда не называла сыном. Нефилим? Падшие? Это из Торы, а в переводах — гиганты, исполины. Почитать нужно, вспомнить, может, увяжутся мысли, которые столько лет мучительно крутятся обрывками и ускользают.

— Кто твой отец?

— Я не знаю.

— Тогда, как же?..

— О непрочном зачатии слыхала? Вот так. Почему тебя не удивляют дети, зарожденные в пробирке? А ребенок, родившийся через девять лет после смерти отца? Помнишь, сама в интернете читала? Это тебе ничего не напоминает? Тут разницы нет: девять ли, сто девять или…

Ирина отвела глаза. Она судорожно пыталась удержать рассыпающийся ворох мыслей.

— Но ведь это так сложно: оборудование, специалисты, клиники…

— Вы только в начале пути. И технологиям вашим два-три десятка лет, что же говорить о том, чему по меркам ребенка вечность? В моем случае речь идет не рождении человека, а о возрождении бессмертного. Достаточно того, что ты оказалась в нужное время в нужном месте.

У Ирины закружилась голова. Опять нахлынула летняя жара, дохнуло полынью и пересохшей пылью. Почему я? В пророчестве на волчьей шкуре было сказано о какой-то кетке. Но она даже побоялась спросить об этом Мишу, чтобы не разрушить тот хрупкий мир, в котором жила все эти годы.