Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура

Пальма дернула Кузьку за рукав.

— Ну, давай дальше, чего молчишь? Небось, самое интересное вспомнил?

— Ага, интересное… это… кино-ужастик… только немое…

— Понимаю, — Еж солидно покивал, — немое — это, Пальма, чтобы присутствие свое не выдать… У Океца* даже собачки надрессированы носом дышать!

— Заткнись, а, умник? Что я, в армии не служила? Собачек твоих не видела?

Девушка повернулась к Кузе.

— Заняли позиции, говоришь, и…

— …район оцепили, дом окружили. Наша махлака* и махлака Таля, Коах порец*, еще трое бойцов из Океца с собаками… Короче, все идет по плану…

Еж вскинулся и радостно завопил, не удержался:

— Все идет по пла-а-ну!

Пальма ткнула его кулаком в бок:

— Хорош балдеть, дурила! Сколько можно!

Нужно дать Кузьке натурально выговориться, что-то же его тревожит!

Тревожит… это еще мягко сказано. Бледный сидит, нижняя губа подрагивает, вот-вот зубы застучат и разревется пацан на весь Дизенгофф. Не похоже на Кузьму, ой, никак не похоже. Такой позитивный дружбан был.

— Из ателье, сечешь, ни гу-гу. Таль и его ребята быстро управились: дверь — на хрен враз. Окец собачек запустил, ждем, когда голос подадут. А уж парни-собачники переведут, что там они налаяли. Взрывчатка, значит все валим наружу и подальше, тогда тут взрывники и андаса* в хозяевах.

Но собачки сообщили только об оружии — ни людей, ни взрывчатки нет…

Ну, мы вошли и уж нормально шмон навели в ателье: «калаши», М-16, наши, армейские, краденные, штук пять, дробовики, три штуки. Лаборатория какая-то, химия, но не взрывоопасная. Я так подозреваю, что фотореактивы там простые были, но нам фиолетово: лабораторию — в крошки.

Добрались до тайника, о котором получили конкретное предупреждение. Все остальное — учебка. Потеем, пол долбим, яму копаем. Уже метра два выкопали, могила в натуре, а ни хрена нет.

Тут на улице наши из нагмаша «ноль-пятым» дали три очереди, и тишина. Мы, ученые, фонари вырубили, приборы ночного видения на бошки нацепили, у окон оборону заняли. Темь в хате кромешная. Сидим в тишине, выжидаем… И вдруг… слышим: сзади шорох, царапанье какое-то. Предохранитель — клац, оружие — к бою. А из могилы, тьфу, из ямы, мертвяк вылазит… Чуваки! На самом деле мертвяк, вампир, зуб даю, вампирище. Весь зеленью светится: и рожа, и патлы из-под бейсболки. Во, прикол, прикинь, через приборы наблюдать дурь эту. От страху приборы сбросили, фонарики включили, еще жутче: губы красные, сам белющий и в темных очках…

Кузя вспомнил, как зашевелилось под каской, думал, чердак рвет, а это волосы; от озноба пупырышки по всему телу вылезли, а яйца, наоборот, втянуло и живот комочком подвело под самые ребра.

— А старый или молодой? — Пальма облизала губы.

— Пацан, но крупный, чипсами откормленный. В одной руке — пакет из «супера», а в другой — цацка блескучая, типа, бусики стеклянные, зеленым переливается. Тут мы в выбитую дверь и ломанулись.

Гриша долго по рации с начальством торговался, время тянул, стрёмно было возвращаться. Ну чё, деваться некуда на самом деле. Вернулись. А там уже пусто. Яму, подставу гнилую, по-быстрому забросали, и — ходу.

Потом нас и к психиатру, и проверки на «допинг»… Мы-то

перед делом «чистые», себе дороже, ни-ни, даже водки. Ничего не нашли, но и не поверили. Так и болтались на измене, пошутили, типа, неудачно.

Еж почесал в затылке.

— И зачем мертвяку очки?

Пальма вытаращила глаза и закивала, подняв палец.

Кузя глубоко вдохнул: поверили, реально поверили! Во, друзья! А сам, на всякий случай, чтоб не выдать близкие слезы, руками развел:

— Вот и я говорю — глюки… Тормозить пора.

---------------------

Примечание автора.

Без специальных комментариев рассказ Кузи непонятен русскоговорящему читателю, даже если он владеет бытовым ивритом. Не только Кузя, но и вся русскоязычная молодежь рассказывает армейские байки приблизительно так. Дети, выросшие в Израиле и отслужившие в ЦАХАЛе, просто не знают, «как это будет по-русски».

Милуим (иврит) — ежегодные армейские сборы в Армии обороны Израиля.

Маацар (иврит) — арест, задержание. В данном случае задержание террориста, обыденная армейская операция.

Касбе (арабск.) — густонаселённая часть арабского города.

«Керамика» (армейский сленг). Пехотный бронежилет с керамической защитой от штурмовых видов оружия.

Вест — лёгкий, прочный жилет-«разгрузка». Надевается поверх «керамики», его объемные карманы используются для запасных магазинов, гранат, фляг и другой пехотной амуниции.

Нагмаш — APC (armored personnel carrier), аналог русского БМП (Боевая Машина Пехоты).

МАГ — средний армейский пехотный пулемёт калибра 7.62 (производство Бельгии). Аналог советского ПК.

Тадрих — (иврит.) — инструктаж.

Магад — (иврит, сложное слово) — командир батальона, комбат.

ДИ-найн (DI-9) — тяжёлый бронированный армейский бульдозер, применяющийся в военных инженерных войсках для зачистки вражеских заграждений, минных полей, пехотных коммуникаций.

Дуби (иврит) — медвежонок. Сокращённое название ДИ-найн на армейском сленге.

Окец (иврит) — жало. Подразделение израильской армии, специализирующееся на дрессировке животных для военных нужд.

Махлака — (иврит) — отделение. В данном случае армейское.

Коах порец (иврит) — авангардный отряд.

Андаса (иврит) — инженерия. В данном случае — военная инженерия.

— Красота Божия! Нет ничего лучше наших мест, хоть весь мир обойди.

— А что, дядя, бывал где? Мир-то велик, небось? Жизни не хватит обойти весь?

— Эх, Малый, жизни, может, и хватило бы, да Бог не позволит бродить по миру без цели, без толку… Видишь, как устроено: весна-лето-осень — работа без продыху, а на зиму не хватает заробленного: к весне так брюхо подводит, что не до странствий… да… еле дожидаешься весны-погоды, чтобы, с Божьей помощью, опять топор в руки и за дело! И правильно. Сколько хорошего в жизни работой нароблено.

Ус вздохнул и огляделся.

— Красота!..

Дикая степь с вылизанными временем волнами холмов с пожухлыми травами по гребням, с островами дубрав и трещинами балок обрывалась гигантской ступенью в месте разомкнутого кольца меловых гор.

Здесь, на просторной площадке, выбитой высоко над рекой, чтобы никакой разлив не достал, монахи наказали поставить избушку для паломников. Братия исполняет все послушания: и строит, и кельи в горе долбит, и рыбу ловит. И еду монахи готовят, и одежду себе шьют. А уж молятся! — это у них непрестанно. Но, видно, много всего накопилось, вот и наняли трех работников избушку срубить. Еще к прошлой зиме сговорились.

В самые морозы, чтобы сока в дереве меньше было, повалили работники не один десяток гладких и высоких сосен. По весне ошкурили их, а летом начали ставить сруб. И все это только за еду, и чтобы насельники в молитвах своих поминали.