Питер Фехервари - Ксеноугроза: Омнибус

За наглядным процессом энтропии наблюдали двое, что укрывались в ощетинившейся антеннами башне связи. Оба были закутаны в теплую термоодежду серого цвета, но на этом сходство заканчивалось. Один из них возвышался бы над самым высоким человеком, но самым странным в паре был его низкорослый спутник, малозаметные отклонения в осанке и положении плеч которого указывали на чуждое, нечеловеческое происхождение.

— Их мир погибает, но они не замечают этого, — произнес чужак. Он говорил на готике с ледяной точностью создания, овладевшего языком, словно оружием. — Подобная слепота — лор’серра твоего народа. Теневая суть вашей природы.

— Это не мой народ, путник, — отозвался великан. — Наши пути разошлись за тысячи лет до того, как твой народ начал мечтать о полетах к звездам.

— И всё же, Ихо’нен, ты был создан из их плоти и крови. Подобные узы останутся целыми, даже если их разорвать — подобно фантомным болям в утраченной конечности.

— Ты говоришь о собственной ране, — рассудил гигант, названный Ихо’неном.

— Моя рана определяет мою цель, — с ледяной страстью ответил путник.

— Как и моя, — но голос Ихо’нена был лишен эмоций.

Какое-то время они молчали, и каждый блуждал в тенях собственного прошлого.

Наконец, чужак заговорил вновь:

— Я иду по пути ваш’ятол, Ихо’нен, и не могу долго оставаться на этом умирающем мире. Когда мы начнем?

— Я использую Катализатор, — ответил великан. — И он уже здесь.

Местные окрестили внутренний корпус высходдского купола «Железными Джунглями». Пробираясь через мрачный индустриальный лабиринт, закрепленный на окружной стене сектора-19, Ганиил Мордайн находил это название исключительно подходящим. Его путь шел наверх по спирали вдоль купола, по сплетениям переходных мостиков и балочных пролетов, которые вздымались и стонали подобно железному человеку, обрюзгшему от ржавчины. Это было тяжелое восхождение, но дознаватель не поддавался искушению воспользоваться пневматическими лифтами, разбросанными по уровням. Он предпочитал долгий и трудный подъем вполне вероятному падению — быстрому, но бесконечно гибельному.

«Если эта архитектурная ересь прикончит меня, я никогда не узнаю правды о происходящем, — мрачно подумал Ганиил. — Я никогда не узнаю правды о нём. Кровь Ангела, да человек ли этот Калавера вообще?»

Уже почти два месяца Мордайн отсиживался в ветхой гостинице для торговцев, ожидая сообщений от их контакта, пока Кригер успокаивал тревоги герцога местной дешевой лодкой и наркотическими маслами блеск-рыбы.

— Калавера залег глубоко, — объяснил помощник. — Так он действует, так вынюхивает гниль.

— Ты говоришь о нем, как о собаке, Кригер, — подначил дознаватель.

— Как о гончей, — поправил телохранитель, — лучшей, что была у гроссмейстера. И это единственный игрок во всем конклаве, верящий в твою историю. Герцог, у тебя никого нет, кроме него.

— И я, разумеется, благодарен ему за дружбу…

— Дружбу? — Кригер покачал головой. — Нет, герцог, ты полезен ему. Как я уже говорил раньше, Калавера считает тебя ключом к истинному врагу.

— Но я же ни черта не знаю!

Пожатие плечами.

— Возможно, этого и не требуется.

А потом Мордайн попробовал Главный Вопрос, который задавал уже бессчетное число раз.

— Что он такое, Кригер?

И, как всегда, помощник дал тот же пустой ответ:

— Никогда его не встречал. Никто не видел Калаверу, кроме гроссмейстера, а все остальные знали только его имя.

«А я не знал даже имени, — горько подумал Ганиил. — Я был твоим протеже, Эшер, твоим гребаным дознавателем, но ты никогда не доверял мне информацию о своем лучшем оперативнике. И, если ты молчал об этом, что ещё скрывал от меня?»

— Как ты нашел Калаверу? — сменил тактику Мордайн.

— Я? Нет, — ответил Кригер, — это он нашел нас.

— Сделал то, что не удалось всему Дамоклову конклаву?

— Возможно, именно Калавера заметал наши следы.

«Приглядывал за мной, пока я метался с одной унылой захолустной планеты на другую, будто испуганная крыса! Тянул меня за ниточки…»

Ганиил успел схватиться за поручень, когда его ботинок провалился через изъеденное ржавчиной покрытие; выбитые обломки с шумом полетели в бездну под ним. Замерев на месте, Мордайн выжидал, пока мостик не перестал содрогаться. Затем дознаватель осторожно вытащил ногу и вновь проклял Калаверу, который отправил его на это смертельно опасное предприятие.

Двумя днями ранее наконец-то пришло сообщение.

— Калавера нашел их, — передал Кригер. — Тау здесь.

— На Облазти? — пробормотал Ганиил, вновь набравшийся лодки.

— В этом улье, — ответил помощник. — Что бы ни надвигалось, начнется оно здесь. Пора просыпаться и браться за дело, дознаватель.

— Дознаватель… — Мордайн устыдился внезапного ужаса, скрутившего ему кишки. — Я выйду на свет… Конклав явится за мной…

— И найдет человека, исполнившего свой долг, — Кригер даже улыбнулся тогда, хотя, точнее, просто показал зубы. — Так ты сможешь всё исправить.

— Мне нужно встретиться с Калаверой.

— На самом деле тебе нужны бойцы. Армия. Вот что, по его словам, ты должен сделать…

«И вот я снова пляшу под дудочку Калаверы, — с горечью подумал Ганиил, возобновляя подъем. — Но самое скверное здесь то, что он чертовски прав! Мне действительно нужна армия».

И, двумя уровнями выше, армия Мордайна нашла его. Часовые возникли из теней наверху, прыгая по раскачивающимся мосткам с дикой, но изящной уверенностью прирожденных акробатов. Глядя, как они спускаются, дознаватель понял, почему бойцы свили себе гнездо под куполом. Пусть Облазть и не была их родным миром, но в здешних головокружительных джунглях они чувствовали себя хозяевами.

«Если бы не прихоти судьбы, эти воины могли бы стать врагами Империума, — подумал Ганиил. — Свирепость опасно глубоко укоренилась в крови Ивуджийских Акул. В конце концов, их специально выращивают такими».

Кригер объяснил, что жителей Ивуджи-секундус рекрутируют ещё в детстве и быстро делают из них солдат в ходе государственной программы междоусобных войн, где слабые гибнут, а сильные становятся закаленными и жестокими. Это варварская традиция зародилась ещё до вхождения планеты в состав Империума, но Департаменто Муниторум она вполне устраивала, поскольку обеспечивала устойчивый поток испытанных бойцов для Имперской Гвардии.

— Полки Ивуджийских Акул не назовешь хорошо отлаженными, — предупредил помощник, — но они живут, дышат и кровоточат Имперским Кредо. С ними просто нужно правильно обращаться.

Не выказывая ни угрозы, ни повиновения, Мордайн изучал окруживших его людей. Все они обладали худощавыми телами, кожей цвета полированной меди и свисавшими до плеч эбеновыми волосами, заплетенными в замысловатые дреды. У них были четко выраженные черты лица — высокие скулы, резко скошенные зеленые глаза. Судя по внешнему виду, никому из бойцов ещё не исполнилось двадцати, и каждый ивуджиец лучился энергией, в которой словно бы ощущалась ненависть к бездействию.