Полина Люро - Лёка [СИ]

― А, перчатки. У каждого охотника есть особые перчатки. Они пропитаны ядом, смертельным для монстров. Противоядия нет. Тот, чьей кожи они коснутся, умрёт примерно через три дня. Поэтому монстры никогда не связываются с охотниками. Но сами разыскивают нас, чаще всего чтобы уничтожить ― мы для них тоже «монстры». Забавно, да? С любой стороны, как ни крути, для всех я ― монстр. А я человек и хочу только одного ― оставаться человеком…

Так вот. Смотри, у Свена нет на руках перчаток. Он меня спас, но перчатки не одел, почему? Не успел? Вряд ли мы когда-нибудь это узнаем. Но они должны у него быть.

С этими словами Ния снова опустилась на корточки и без тени страха обыскала карманы Свена.

― Есть! ― торжествуя, она вытащила небольшой пакет из потайного кармана куртки охотника.

― Зачем они тебе, Ния? ― испуганно спросила я, ― брось их…

― Ни за что! Лёка, Лёка! Вот оно, оружие, теперь я отомщу и за тех ребят, что они поймали, и за Свена. Они все сдохнут! Ну, может, не все, но я уж постараюсь, поверь мне, ― её глаза отчаянно сверкнули.

Я ей верила и потому, сглотнув, в отчаянии прошептала: «Ния, пожалуйста, прошу тебя, не надо! Ты ведь тоже погибнешь, а я не хочу этого. Ты должна жить…»

― Спасибо, Лёка! Не переживай из-за меня; теперь, когда Свена нет, никто меня не защитит. А мне их и искать не придётся. Они сами меня найдут. Знаешь, я правда рада, что встретила тебя, ты лучшая подруга на свете. Прими последний совет ― беги скорее отсюда и не оглядывайся. Прощай, Лёка!

Она чмокнула меня в щёку и… пропала. Я только услышала, как хлопнула входная дверь. Умом понимала, что она права, надо бежать, но сердцем…

Я заплакала так громко и горько, что самой себя стало жалко. Сквозь мутные потоки слёз мне почудилось какое-то шевеление на полу.

― Крыса! ― эта паническая мысль пронеслась в моей голове со скоростью урагана. Я мгновенно замолчала, готовая завизжать уже в следующую секунду. Но не успела. Тихий голос меня остановил.

― Лёка! Ну, и голосок у тебя. Ты и правда, мёртвого поднимешь. Пожалуйста, не верещи так, у меня голова раскалывается от боли…

― С-с-вен? Ты, что, живой? ― ахнула я, не веря себе и вытирая рукавом заплаканные глаза.

― Живой, пока ты не начала снова по мне убиваться…

― С чего это ты взял, что по тебе, ― чувствуя, как рот сам собой расплывается в счастливой улыбке, заворчала я и, присев, начала всматриваться в бледное, но вполне живое лицо Свена. ― Чем мне тебе помочь, скажи?

Свен тяжело вздохнул, поморщившись, надеюсь, от боли, а не от моего зарёванного вида, сказал: «Мой телефон отлетел в сторону, сначала найди его. Вот так, молодец. Включи, прижми мой палец. Хорошо. Самый первый номер ― набери, назови адрес, за мной приедут. Сама же быстро уходи, тебя не должны видеть. Спасибо, Лёка», ― он замолчал, его силы кончились.

Я сделала всё, как он сказал.

― Свен, Ния, она… ведь не преступница, правда?

Он посмотрел мне в глаза и прошептал: «Нет, она просто ребёнок, которому не повезло. Я лгал тебе, не хотел, чтобы и ты влезла во всё это, слишком опасно, а ты такая глупышка…»

Я кивнула, с души словно камень упал. А потом бросила на него прощальный взгляд и бегом выскочила на улицу. Правда, вот так просто уходить я не собиралась, а, подражая Ние, нырнула в ближайшие густые кусты. Получилось не очень здорово, кусты оказались до безобразия колючими ― я до крови исцарапала лицо и руки, пришлось самой себе заткнуть рот, чтобы не застонать от боли.

Зато моя «засада» быстро дала результат: минут через пять к домику подъехала машина скорой помощи. Два дюжих молодца, которым белые халаты шли как корове седло, вынесли Свена на носилках, погрузили в машину и уехали. Я подождала пару минут в кустах, потом осторожно вылезла, отряхнулась от веток и листвы и потихоньку побрела домой. Ведь сумочку забыла дома, а денег на автобус у меня не было. Свой зонтик я «посеяла» около развалюхи, а возвращаться за ним не собиралась, во всяком случае, сегодня; хорошо, что хоть дождик к этому времени кончился…

Где-то на полпути к дому меня вдруг как громом поразило ― Ния! Я не сказала Свену о том, что она задумала. Боже! Что с ней теперь будет, она погибнет, так и не узнав, что Свен жив. Но с этим я уже ничего не могла поделать, оставалось только смириться со своей беспомощностью. Я так вымоталась от переживаний, что даже заплакать у меня не было сил.

Плохо помню, как добралась до дома. Мама попыталась устроить мне допрос, где была и почему пришла в таком виде, словно с кошкой подралась, да и куртка требовала срочного ремонта. Я ничего ей не ответила, пробормотав: «Я в порядке», ― и уселась на кухне за стол, всем своим видом опровергая собственные слова. Мама растерялась, а вот Катька ― нет. Она повела себя как взрослая.

― Мамуль, ты не волнуйся ― я разберусь, ― сестра стянула с меня куртку, отвела в ванную, где помогла умыться и обработала мои царапины. Она ни о чём меня не спрашивала, проводила в мою комнату и уложила на диван, заботливо укрыв пледом. Я молчала, хотя про себя говорила ей «спасибо» ― вслух сказать это у меня почему-то не получалось.

А потом уснула и проспала очень долго. Мама так разволновалась, что вызвала врача. Тот списал всё на грипп, и ещё неделю я провалялась дома. Постепенно меня «отпустило», пару дней ― просто отсыпалась и начала понемногу есть, хотя почти всё время молчала, даже с Катей. Но время шло, и с каждым днем мне становилось немного легче. Кошмары, преследовавшие меня вначале, прошли, хотя и не сразу.

Наступил день, когда я нашла в себе силы рассказать обо всём Кате: мы вместе с ней поплакали о бедняжке Ние, поговорили о Свене, пожелав ему скорейшего выздоровления, вспомнили все наши «злоключения» ― смешные и страшные, и те загадки, которые так и остались неразрешёнными, например, странные надписи на стене в переулке. Теперь мы вряд ли узнаем, что же это было, ведь спросить-то ― некого…

Общий «секрет» очень сблизил нас с Катей. Несмотря на разницу в возрасте, мы стали не просто сёстрами, а подругами. День за днём жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло: я работала, Катя ― училась. И никаких монстров по нашу душу не приходило. К счастью.

Я скучала по Ние и Свену. Иногда представляла себе, как всё могло бы сложиться: Ния осталась бы жить с нами, Свен навещал бы её, и я могла бы видеться с ним, хотя бы изредка. Но всё это было только в моих глупых и несбыточных розовых мечтах. Стоило мне подумать, к чему привело бы такое «счастье», какой ужасной опасности мы все подверглись, и моя голова сразу «умнела», возвращаясь меня к скучной, но надёжной реальности.

Приближался Новый год, мой самый любимый праздник ещё с детских лет. Мы с Катей наряжали ёлку, весело болтая и подшучивая друг над другом, когда в комнату пришёл папа и огорошил меня заявлением: «Лёка! А тебе письмо из Парижа!»