Михаил Шабловский - От тёмного истока

После сей маленькой победы над заносчивым графом я отошёл к столику и взял свой стакан с холодной колой.

— Что ж, Андрей Кимович, я вижу, вы неплохо подготовились, — с непонятным выражением сказал Залесьев. — Интересно, насколько далеко заходит ваша подготовка… И насколько далеко готова зайти ваша проверка. И отдаёте ли вы себе отчёт в том, что есть люди, которых не стоит тревожить всякими мелочами, и есть процессы и течения, в которые не стоит даже и заглядывать посторонним… кто бы они ни были. Я думал, что мы с вами сработаемся. Но теперь не столь в этом уверен. А ведь вам лично было бы много лучше, если бы наша с вами работа прошла… успешно. Так ведь?

Ах ты ж! Вот, значит, как ты привык дела делать!

— Во-первых, Владислав Владиславович, — ответил я, ставя стакан обратно на стол. — Моя проверка готова зайти так далеко, как это потребуется. Вплоть до принятия любых необходимых мер, какие я сочту нужными, если будут выявлены нарушения. Во-вторых, если на вашей усадьбе происходят некие тайные процессы или, как вы выразились, течения, то тем более необходим контроль со стороны правоохранных структур. Ведь только что вы сами же сообщили, что у вас всё соответствует стандарту и вам нечего скрывать! Ну а в-третьих, мы совершенно не считаем «мелочью» увечья и доведение до безумия аж троих человек. Причём работавших на ваших предприятиях!

Очевидно, граф вовсе не привык получать подобные отповеди. С ним наверно, вообще за всю его аристократскую жизнь в таком тоне никто и не разговаривал. Ещё бы! Богач, практически олигарх, большой начальник, привилегированное лицо… Кто бы посмел? Но ведь для меня-то всё его могущество среди людей имело очень малое значение. Даже если бы я был один и сам по себе. А ведь я был не один, и не из праздного любопытства сюда явился, а достаточно серьёзными структурами был облечён миссией, по сути направленной против этого вот высокородного мерзавца, считающего своих рабочих, пострадавших, возможно, от его же действий, «мелочью». Так что уж разговаривать с этим снобом я считал себя вправе любым тоном.

Лицо графа во время моей сентенции осталось почти бесстрастным, однако некоторую гамму эмоций в его глазах я уловить смог. Сначала мелькнул гнев, затем что-то вроде презрения, потом этакая хитреца, но в итоге серые глаза вновь стали льдисто-холодными, а вот губы неожиданно растянулись… в улыбке. Хотя при совершенно ледяном взгляде она скорее напомнила мне хищный оскал. И всё же речь Залесьева была вполне любезной, как ни странно:

— Ну что это вы, Андрей Кимович? Зачем же нам ссориться? Я вовсе не собираюсь чинить вам никаких препятствий в работе! Как я и сказал, мы соблюдём все необходимые процедуры, вы можете осуществлять свою проверку так, как сочтёте нужным. Может быть, вы вообразили, будто я предлагаю вам какое-то вознаграждение, если вы нарушите свой долг и проведёте проверку формально или поверхностно? Нет-нет, такое совершенно невозможно, я уважаю… законы страны. Впрочем, если позволите, я всё-таки предложу вам кое-что — своё гостеприимство. Вы ведь останетесь у нас на ночь? Не откажете?

Я несколько был удивлён этой неожиданной любезностью, но, памятуя о своём задании, конечно, согласился.

— Вот и отлично! А вечером жду вас к ужину! Я познакомлю вас со своей семьёй, думаю, мы отлично проведём время. Нет-нет, отказа не приму, не приму, увольте! Ужин у нас подаётся в восемь, Сомов вас оповестит.

В это момент двери кабинета вновь распахнулись (интересная у них тут привычка, кстати, без стука входить) и на пороге появился невысокий лысоватый и моложавый человечек, живо напомнивший мне перекормленного хорька. Реденькие русые волосы его были зачёсаны назад, тёмные маленькие глазки буравили меня недоверчивым взглядом, и весь вид его выражал готовность служить и грызть. Служить хозяину и грызть его недругов. Конечно, это и был управитель поместья, заместитель генерального директора «Зелёной Долины» Пузин Владимир Владимирович.

Граф познакомил нас и немедленно передал меня на дальнейшее попечение своему управляющему, сославшись на занятость. Я расстроенно взглянул на так и оставшийся нетронутым стакан с колой и вышел из кабинета.

Пока мы шли через великолепно обставленные классической мебелью сводчатые залы графского дома к машине Пузина, оставленной им у запасного, как он выразился, прохода, я успел немного поразмыслить над первым контактом и первой беседой с Владиславом Залесьевым. Даже и без всяких там «ментальных взоров», с которыми я всё же решил повременить до вечера, было очень хорошо заметно, что граф прямо-таки источает силу и угрозу. Насколько эта угроза была паранормальной, и владел ли сей потомок старинного рода теми или иными тёмными искусствами, в использовании которых подозревались его предки, оставалось пока под вопросом. Однако же впечатление граф производил отнюдь не светлое и не доброе. Интересно так же было отметить, что получив от меня пусть и небольшой, но отпор, владелец «Зелёной долины» не стал сразу давить авторитетом, делать звонки большому начальству и прочее, а решил сыграть в законопослушного предпринимателя, и паче того, в гостеприимного хозяина. Зачем? Вероятнее всего, он тоже что-то во мне заподозрил, и поэтому перед принятием тех или иных мер хотел получше разузнать, кто я и что я, и почему смелый такой, а неформальная обстановка «ужина с семьёй» должна была этому поспособствовать, одновременно усыпив мою бдительность.

Впоследствии я узнал, что граф всё-таки отправил несколько запросов и жалоб на мои действия (превышение полномочий, драка с охраной, требование взятки и тому подобная лживая чепуха), но все они упёрлись в Зиновьева и никуда дальше не попали. Впрочем, даже если бы и попали, на дальнейшее развитие событий это никак бы не повлияло, настолько оно было стремительным.

Пока же я считал, что первый раунд разыгрываемой нами с Залесьевым шахматной партии закончился со счётом один-один. Или даже ноль-ноль.

Ну, а что же сможем мы отыграть вот с этой ценной фигурой, графским, так сказать, ферзём? «Ценная фигура» пока, впрочем, на особенную важность в моей миссии не тянула. Никакой высокомерной мрачностью и аристократичностью от господина Пузина не веяло. Был он деловит и целеустремлён, отнюдь, правда, ко мне не почтителен, однако вежлив, видимо, в соответствии с приказом хозяина оказывать мне полное содействие. И очень он быстро мне надоел. Пузин явно не обладал никаким даром проницательности, присущим его господину, мою проверку он принимал за чистую монету, относился к ней, как и всякий проверяемый, неодобрительно, и показывал только то, что хотел показать.

Мы объехали две фермы, полевой стан на пахоте и торфобрикетный завод, затем прибыли на электроподстанцию. К этому моменту я ужасно устал. Везде всё было одно и то же: действительно сортиры и душевые (это прямо вот в первую очередь), комнаты отдыха охраны, комнаты отдыха персонала (при наличии), графики уборки, освещённость рабочих помещений, противопожарная защита, элементы психологической разгрузки (кашпо с комнатными растениями, старые, засиженные мухами журналы, пыльные фикусы, продавленные кресла и диваны, кинескопные телевизоры на унылых одинаковых тумбочках и так далее, и тому подобное)… Пузин монотонно сыпал цифрами и датами, открывал и тут же закрывал двери во внутренние помещения («вот здесь ещё взгляните, видите, всё чистенько…»), таскал меня то в подвалы, то на антресольные балконы производственных залов, очень наскоро знакомил с мастерами и старшими смен, и через непродолжительное время стало мне ясно, что он старательно пудрит мне мозги, и на каждом из производств есть достаточно большие площади, на которые он не даёт мне даже взглянуть. И никоим образом не даёт побеседовать ни с кем из простых рабочих, даже если кто-то попадался нам во время своего перерыва. И я вынужден был вести себя более или менее как обычный проверяющий, говорить «да», «всё в порядке», «осмотрено», с важным видом кивать головой и делать пометки и наброски для предполагаемых будущих актов. Ведь ни «истинное зрение», ни «общий рентген» до вечернего визита в усадьбу я применять по-прежнему не хотел, всё так же опасаясь реакции Залесьева. А Пузин довольно скоро понял, что для санитарного инспектора я не слишком профессионален, и наша поездка, полная взаимной лжи и показухи, очевидно, была в тягость нам обоим и очень нам хотелось друг от друга поскорее отделаться. Но на электроподстанции монотонная рутина фальшивого и от того ещё более утомительного процесса проверки несколько нарушилась.