Михаил Шабловский - От тёмного истока

Несчастная человеческая жена графа была привязана к одному из столбов у алтаря. Она была совершенно обнажена. А на плоском неправильной формы алтарном камне, покрытым бурыми, впитавшимися в известняк потёками, лежала моя Анна, облачённая в белый саван. Глаза её были закрыты, видимо, она была без сознания.

Граф стоял перед столбом с Марией, закутанный в чёрный плащ или мантию. В одной руке его была книга в тёмной обложке, в другой — странного вида изогнутый клинок. Рядом с ним стояла Люция, также полностью обнажённая. Обеими руками она зажимала отцу рану на горле, очевидно, для того, чтобы он мог начитывать богомерзкие строки ритуальных наговоров. Мария продолжала кричать, умолять графа о пощаде, но он будто бы и не замечал её воплей.

— Малинов, быстрее! — услышал я вновь бестелесный голос дампира. — Остановите, прервите церемонию!

Я заставил своё истерзанное тело подняться и рванулся к завалившемуся в угол у арочного проёма дробовику. Но когда я поднял его и развернулся для выстрела, оказалось, что я опоздал — граф закончил читать заклинания, Люция отскочила от него, а он резко поднял клинок и одним взмахом глубоко полоснул им по телу Марии снизу вверх. Её крики перешли в страшный, рвущий душу безумный вой и громкий предсмертный хрип, оборвавшийся, когда граф рассёк ей горло, продолжив движение клинка. Кровь несчастной хлынула вниз, Люция метнулась к столбу, держа в руках глубокую золотую чашу и подставила её под жуткий красный поток. Я взвыл от жалости, ужаса и отвращения к происходящему. Не делая никаких предупреждений, я направил ствол ружья на Люцию и надавил на спуск. Серебряная картечь ударила мерзавку в бок и бедро, и синие огоньки зажглись на её теле там, где серебро вошло в чародейскую плоть. Демоницу отшвырнуло к алтарю, она дико завизжала, но последним усилием всё же вскинула чашу и выплеснула её страшное содержимое на алтарь и на Анну. И свалилась у камня. Синие огни разгорелись сильнее и начали пожирать её тело.

Граф нечленораздельно зарычал и прыгнул к алтарю. Когда он увидел, что кровь его несчастной жены впитывается в алтарь и покрывало, в которое была закутана Анна, торжествующая улыбка исказила белое рублёное лицо. Рокот стал громче и перешёл в оглушительное грохотание. Стены и пол пещеры затряслись. Я вновь не смог удержаться на подкашивающихся ногах, упал на пол и выронил ружьё. И встать у меня не получалось. Тогда я пополз. Что-то словно противодействовало мне, я будто упирался в тягучую плёнку, натянутую между мною и алтарём, я никак не мог прорваться сквозь неё, мои движения были замедленны и слабы, как во сне. Граф наклонился над Анной и резким движением разорвал на ней окровавленный саван. И тут она открыла глаза, увидела отца и закричала в страхе:

— Нет!! Спасите! Господи Боже мой, помоги!

Словно бы вдруг лопнула удерживавшая меня тугая плёнка. Рывком я оказался у алтаря. Но граф одной рукой сдавил горло Анны, а другой резко и грубо раздвинул её беспомощные ноги. Что-то чёрное и глубинно страшное начало выползать из ниши за алтарём и это чёрное туманило и отравляло душу, лишало воли и разума. Всё моё естество свело судорогой природного ужаса. Господи, неужели это конец, обречённо подумал я. И внезапно вспомнил, что там, наверху, я так и не смог вытащить из кобуры пистолет, что он всё ещё у меня, что я небезоружен. Словно сама собой рука моя потянулась к поясу. И хотя в голове звенело «Беги! Спасайся! Смерть! Смерть ждёт тебя!», я не остановил руку, я вынул пистолет, я приставил ствол к виску графа и выстрелил за долю секунды до того, как он вошёл бы в свою дочь. Мгновенно пропала из сознания страшная чернота. Утих рокот недр. Чудовищный обряд не свершился, и Тьма уползла назад. Граф ещё сумел повернуться ко мне и посмотреть на меня остекленевшим взором. Но никакой силы и угрозы уже не было в его потускневших глазах. Только безмерное удивление. Потом он упал. Я скорее скинул с себя куртку и, закутав Анну, подхватил её на руки — откуда только силы взялись. Глаза Анны сияли сквозь слёзы:

— Андрей! Ты пришёл! Я знала, что ты придёшь! Любимый мой!

И чуть приподняв голову, она прильнула к моим губам нежным сладким поцелуем. Да, такая награда сполна воздала мне за все труды! Счастье наполнило мою душу. Я понял, что мы победили, что Тьма отступила. И что моя любимая у меня на руках, что мне легко и хорошо.

Но вдруг ясный и полный любви и нежности взор девушки потускнел.

— Андрей! — тихо вымолвила она, будто бы зовя меня издалека. — Андрюша… Что-то тёмное тянет меня. Но я не хочу. Я не стану чёрной королевой… Мне лучше уйти… Миленький мой… Я ухожу. Прости. Ты жди меня, обязательно жди, я вернусь. Я вернусь…

Глаза её закрылись и она затихла, словно уснула. Вот только жилка на её шее перестала биться и я не ощущал больше сквозь рубашку стук её маленького сердечка.

— Рихтер!! — закричал я. — Рихтер, вы здесь? Что это значит?! Что с ней?! Она же не ранена, я же видел! Что это значит! Боже! Как же это! Не-е-ет!!

Я упал на колени с телом Анны на руках и прижался лицом к недвижной груди возлюбленной. Вселенная померкла для меня. И я уже не увидел и не услышал, как ворвалась в пещеру опергруппа Организации. Силы окончательно покинули меня, и я провалился в тёмное забытье.

Два голоса тихо беседовали в темноте.

— Он почти с самого начала всё делал неправильно. Он нарушил указания, как только отправился беседовать с тем несчастным машинистом, как его — Алёхиным. Неужели так трудно было просто осмотреть усадьбу и вызвать нас? — спросил первый голос, нечеловеческий, мягкий и мурлыкающий.

— Он просто оказался слишком смел, чтобы действовать правильно. И хотел получить как можно больше полной информации, — возразил второй голос, твёрдый мужской голос с лёгкой хрипотцой.

— Слишком смел… Скажите лучше, слишком нагл, — проворчал первый. — Получив эту свою информацию, он, разумеется, взбеленился, разгневался, как это у него в обычае, начал стрелять направо и налево и пошёл на прямое ментальное столкновение с графом. Потрясающее нахальство, вот буквально слабоумие и отвага! Даже я, наверно, уклонился бы от такого поединка.

— Но ведь именно поэтому он и победил. Именно благодаря своей наглости, благодаря своей ярости и нетерпимости к снобизму и чванливости, ко всякой элитарности, будь она мнимая или нет, он смог преодолеть страх и сразить куда более сильного противника. Теперь я понимаю, почему он по-ковбойски развалился тогда в моём кресле, когда я решил на него надавить и призвать к порядку! И кроме того, вы же знаете, что даже вызови он опергруппу не рано утром шестнадцатого, а вечером пятнадцатого, она бы всё равно не успела прибыть в долину до полудня. Потому что была в тот день в Пермском крае. Мы и так гнали, как сумасшедшие.