Ханна Хаимович - К нам едет инквизитор [litres]

– А, этот. Да заведут. Тюрьма – трамвай.

– Как?

Кристина вернулась к настоящему трамваю, застрявшему на рельсах. У нее не сразу получилось сплести узор.

– Очень просто. По столице ездит обыкновенный трамвай. «Татра», кажется. Два вагона. И все заключенные годами едут в нем и едут. Стоя, сидячих мест мало. Грохот, тряска, летом жара, зимой холод. Нельзя отдохнуть, невозможно спать, со всех сторон толкают. Ругаются… те, у кого остались силы. Если кто-то падает, его приводят в чувство магией, и он снова должен стоять. Трамвай никогда не останавливается, не считая случаев, когда в него загоняют нового заключенного или освобождают кого-то, кто отбыл свой срок.

Дина рассказывала об этом спокойно и даже весело. Кристине же показалось, что волосы на затылке слегка шевелятся. У простых людей инквизиторские пытки стали притчей во языцех. Конечно, у простых людей была своя инквизиция, невежественные простецы, готовые уничтожать все, что казалось им подозрительным. Но, может, у них и имелась какая-то связь с инквизицией магической…

– Но вообще-то за серьезные преступления мы казним, – небрежно сказала Дина. – Горбатого, знаешь ли, могила исправит… Точно не хочешь пирожных?

И она в очередной раз отхлебнула из стакана.

Да уж. День становился все более зловещим. После всего услышанного о Лещинском и о Марианне и после добавки в виде страшилки о трамвае самое время есть пирожные.

Когда впереди показалось здание музея, Кристину охватило странное предчувствие. Она даже остановилась и прикрыла глаза, пытаясь то ли справиться с собой, то ли разобраться, о чем предупреждает интуиция…

Но стоило закрыть глаза, как предчувствие мгновенно выключилось, застигнутое с поличным.

– Ну ты там идешь? – поторопила ее Дина. – Сама говорила, что надо спешить!

– Да. – Кристина распахнула глаза. – Посмотри на меня.

Инквизиторша уставилась на нее.

– Еще раз: мы идем в зачарованное магическое место. Там может быть абсолютно любая магия. Оно может оказаться чем угодно. Внутри может скрываться кто угодно. Когда я накладываю на него проверочные чары, оно светится. Когда Лещинский проверял тамошних сотрудников, магия их не выявила, а показала вместо них пустое место. Все, что ты увидишь, может оказаться иллюзией…

– Да знаю я, знаю, слышала уже. – Дина отвернулась. – Нет, странный городок у тебя, конечно. Людей – пустых мест я еще не встречала. Может, Стефан колдовать разучился?

– Зайдем – проверишь их еще раз. Каждую смотрительницу, – ответила Кристина. – Все, хватит стоять.

И она первой поднялась на крыльцо и дернула дверь. Когда нога коснулась порога, Кристине показалось, что она сама идет в пасть зубастой пушки. Бросается в пропасть, на дне которой скалятся пушки, совсем как те, что почудились ей вчера ночью… Только сегодня некому было спасти ее от кошмаров.

Все летело в пропасть…

…Холл музея заливал безмятежный свет осеннего солнца. В здании царила тишина, нарушаемая далекими голосами где-то в залах с экспонатами. Мирная картина так контрастировала с кошмарами Кристины, что та не сразу сориентировалась.

– Вам помочь? – окликнула ее билетер. – О, да я же вас помню, наш постоянный клиент!

Женщина лет шестидесяти добродушно улыбалась из окошка кассы. Кристина принужденно улыбнулась в ответ.

– Да, я… Мы пришли к Ольге Ивановне.

– Она будет через полчасика. – Лицо билетерши погрустнело. – Это вы следователь, да? А почему в прошлый раз молчали? Если хотите, можете прогуляться по залам. Для вас бесплатно.

– Пошли. – Дина дернула за руку. – А то мне поглазеть охота. Это же история Города!

– Спасибо, – сказала Кристина билетеру. Окошко захлопнулось.

Ее встретили все те же древние кости, обломки камней и доисторические орудия труда. Кристина отвернулась – на это добро она насмотрелась в прошлый раз.

– Проверяй, – шепнула она Дине. – Сотрудниц проверь. Интересно, что магия тебе покажет.

Та кивнула. Они зашли в соседний зал, скрывшись из поля зрения смотрительницы, и Дина тут же принялась плести проверочный узор. Губы быстро-быстро шептали заклинание.

– Ничего, – изумленно выдохнула она, закончив. – Ну надо же… Ни смотрительниц, ни кассира… Вообще никого. Слушай, может, пойдем отсюда, а? Я бы сюда инквизиторский спецназ лучше прислала и зачистила на фиг!

– А что, бывает инквизиторский спецназ? – раскрыла рот Кристина.

– Ради такого дела можно и создать! – Дина помотала растрепанной головой. – Ладно… Забудь. Но мне все это не нравится…

– Вообще-то мне Лещинский сказал на случай опасности брать тебя с собой, – проворчала Кристина. – Ты высший инквизитор, тебе любые твари должны быть на один зуб. Пошли отсюда хотя бы на второй этаж, а то мне эти древности уже поперек горла.

Они миновали анфиладу залов и стали подниматься по лестнице. Дина непрерывно что-то бормотала. Кристина вслушалась, разобрала слова: «вот сам бы и шел, думает, что если сам лезет в любую задницу, то и я должна…» – и перестала обращать внимание.

Время тянулось невыносимо медленно. Мелкие темы, мелочные разговоры… Кристине все сильнее казалось, что музей отвлекает ее. Водит кругами, подсовывает разную ерунду, чтобы заставить расслабиться, не дать сосредоточиться, а потом ударить. Застать врасплох. И она дергалась от любого стука и шороха. А Дина продолжала беззаботно болтать, повышая градус тревожности.

– Ух ты, еще одна инсталляция! Ой, у вас же «Битва за Город» есть, да? А где? А это что, кафе?

– Это не кафе. Это квартира тридцатых годов, – терпеливо ответила Кристина, вчитываясь в табличку. Они стояли перед большим стеклом во всю стену, за которым действительно открывалась инсталляция. Старомодная мебель с тщательно вырезанными по дереву завитками, допотопный, но завораживающе красивый ретротелефон, такая же настольная лампа на застеленном ажурной салфеткой столе. Старые газеты, сухой букет, дух еще не древности, но уже не современности. Сотрудники музея восстановили интерьер квартиры тридцатых годов до последней мелочи.

Кристина заторможенно следила, как едва заметно играют блики на серебристом боку чайника в тяжелом буфете.

– Привет, – вывел из ступора уверенный, чуть резковатый грудной голос. – А я тебя ждала.

Кристина вздрогнула и рывком повернулась на звук. В старом кресле, закинув ногу на ногу, сидела Марианна Бойко.

Что-то изменилось.

Изменилось все.

Стекло исчезло. Кристина уже не стояла в музейном зале перед инсталляцией, а очутилась в комнате. Исчез налет нарочитости, искусственности, незримая печать, которая лежала на интерьере, законсервированном за стеклом. Комната казалась живой и обжитой. В ней пахло старой косметикой. Пудрой. Не просроченной и не прогорклой, а той, которую, должно быть, делали в эпоху, куда перенесло Кристину. Когда не существовало тысяч отдушек и ароматизаторов – лишь тальк, мел и белая глина.