Генрих - Отпуск на всю жизнь

– О, боже! – Эльвира хватается за голову.

– Ой, отстаньте от меня! – я теряю терпение, – Я травмирована, у меня рука болит, я перенервничала, а вы мне тут перекрёстный допрос устроили.

«Родители» отстают, но позже я понимаю, что накаркала.

17 марта, вторник. Урок физкультуры.

– Как же так, Молчанова? – физкультурник искренне расстроен, увидев мою руку в лангетке.

Копирую его выражение лица, развожу руками.

– Издержки бескомпромиссной борьбы с уличным бандитизмом, Валерь Васильевич.

– Она с Грибачёвой Машкой подралась! – гомонят одноклассники. Учитель грустно кивает.

– Опять Грибачёва! Когда же это кончится?

– Вообще-то я победила, – осторожно его успокаиваю, – Я руку об её голову разбила.

– И как голова? – кажется, он не верит.

– В полтора раза шире стала, Валерь Васильевич! – бодро заявляю я, – Будьте уверены, ей намного больше досталось!

– Она Машку ногами избивала. Я видела, – Юля добавляет приятных, как оказалось, подробностей.

Очень мне редко доводилось видеть, чтобы человек воссиял таким счастьем. В спортзале стало заметно светлее. Конечно, совпало так, что солнце как раз в этот момент выглянуло из-за облаков и через огромные окна залило ярким потоком весь зал. На пол легли косые тени от межоконных простенков. Но как удачно совпало!

– Ты Грибачёву ногами била? – восторженно спрашивает физкультурник, – Как тебе удалось?

– Вот так! – я делаю несколько энергичных движений руками и ногами. А в конце хватаю воображаемого противника руками и со свирепым рычаньем вонзаю в него клыки. Класс покатывается со смеху, только Юлька улыбается как-то неуверенно.

Потрясённый и счастливый учитель не делает классу ни малейшего замечания.

– О, Господи! – возводит очи вверх, – Ты услышал мои молитвы!

Класс изнемогает от смеха.

– Молчанова! – трубно провозглашает учитель, и класс стихает, – Пусть меня лишат премии, пусть мне навешают выговоров, но я торжественно обещаю тебе. Ты можешь делать на моих уроках, что хочешь, можешь вообще не приходить, но пятёрка за четверть тебе обеспечена. И за год тоже!

– Как это я не буду ходить на свои любимые уроки?! – возмущаюсь я. Учитель умиротворённо улыбается.

На уроке я почти ничего не могла делать. Турник, брусья, отжимания, игры, всё отпадает. Но я могла помогать учителю, где отмашку дать при старте, где роль полевого судьи исполнить. Так что побегать мне пришлось, к моей радости. И Валерий Васильевич, как обещал, уже не делал мне замечаний на мои вопли типа «Шевели булками, жиробасина! Хиляй шустрее, колченогий!». Да и одноклассники давно перестали обижаться, для меня все девчонки, даже худенькие, были «жиробасинами», а мальчишки – «колченогими».

С остальными предметами тоже всё замечательно, только устно могла отвечать. Так что в итоге я в большом плюсе. Да, серьёзная травма, но: мой авторитет в школе поднялся на невиданную высоту, уроков делать не надо, Сидякова – на положении служанки. Это не считая самой победы в схватке с сильным противником.

19 марта, четверг. 09:30, Сокольнический РУВД.

Мы с Эльвирой в кабинете следователя, или дознавателя, я не очень в этом разбираюсь.

– Старший лейтенант юстиции Семёнов Андрей Степанович, – представляется мужчина в синей форме лет тридцати пяти. Присматриваюсь. Делаю вывод – зануда, что, впрочем, характерно для стряпчих и судебных.

Мужчина сух и строг, Эльвира напряжена, я в предвкушении очередного веселья. Повестку мы получили позавчера. Папахен тут же принялся названивать кому-то из юрслужбы корпорации, долго совещался. Мы могли для начала опротестовать время, как так, в учебное время школьницу выдёргивать? Но решили не шуметь, у меня освобождение от почти всех занятий. Эльвира пошла со мной, как официальный ответственный за меня, несовершеннолетнюю.

От методичных безэмоциональных анкетных вопросов я сначала чуть зевать не начала. Потом нахожу выход, напряглась и начала отвечать таким же сухим лишённым всякого выражения голосом. Эльвира покосилась на меня, но придраться было не к чему. Через три минуты ловлю следователя на том, что он придержал зевок. Ага! Бессилен против собственных методов.

– Вы попали в очень неприятную ситуацию, Молчанова Дана, – сухо извещает меня следователь.

– Что случилось? – мой голос ещё более сух и монотонен. Следователь морщится.

– А вы не догадываетесь? – какие-то чувства начинают пробиваться. Рада за него, не такой уж он и сухарь. Но раз пошла такая игра, зачем мне отказываться от неё?

– Вас интересуют мои догадки… – Семёнов заметно напрягается, пытаясь уловить смысл ответа. Он что, не знал, что слова, лишённые эмоций воспринимаются, как посторонний монотонный шум?

– Меня интересует одна ваша догадка. Как вы думаете, что вам грозит? – вот, заговорил почти как нормальный человек. Действует, так что я продолжу.

– Я думаю, что ничего – за исключением непредвиденных обстоятельств – типа упавшего на голову кирпича…

Эльвира как-то обречённо вздыхает. Семёнов смотрит на меня так долго, будто задался целью высверлить отверстие на моём непроницаемом лице.

– Вы сильно заблуждаетесь, Молчанова. Вам грозит следствие, суд и, соответственно, приговор суда. Как вы думаете, за что?

– Вот видите, вы сами всё знаете – зачем тогда спрашиваете – не понимаю я вас, господин следователь…

Знаков препинания, вопросительных и других интонаций в моём голосе нет. Семёнов морщится, я внутренне хихикаю.

– Что с вашей рукой, Молчанова? – а монотонность-то исчезла совсем.

– Компрессионный перелом – забыла название кости – выбитый сустав – растяжение связок…

Ему требуется пауза, чтобы уложить в голове мой ответ. А мне нравится этот стиль.

– Как сломали руку?

– Подралась.

– С кем?

– …с несовершеннолетней гражданкой Грибачёвой Марией…

– Вот! – поднимает палец вверх следователь и просит нас подождать, пока он запишет наши показания. Ждём.

– Итак. Поясните подробнее, как вы сломали себе руку?

– Вы ничего не забыли, господин Семёнов? – я вспоминаю кое-какие инструкции от папиного юриста, лучше поздно, чем никогда, – …по какой причине вы меня вызвали – в качестве кого, свидетеля, потерпевшего, обвиняемого – каков мой статус – почему начали допрос, не ознакомив меня с обстоятельствами дела – есть ли вообще какое-то дело…

Это не так просто, изгонять из голоса малейшие интонации и эмоции. Но я стараюсь и результат есть! Семёнов делает движение, будто хочет схватиться руками за голову, вовремя спохватывается.

– Вы свидетель по делу о нанесении тяжких телесных повреждений гражданке Грибачёвой Марии, как вы правильно указали, несовершеннолетней. Вот её заявление, – Семёнов трясёт бумажкой, – Вот справка из больницы.