Макс Фрай - Зеленый. Том 2 [litres]

Люси как раз особо никогда не чудила, держала себя в руках – ну так она и в юности на студенческих пьянках самой стойкой была. Но отказаться от радости из осторожности, чтобы беды не вышло, в этом состоянии оказалось практически невозможно. И сразу стало ясно, почему все местные кажутся легкомысленными храбрецами, даже когда мирно пекут пироги, ремонтируют автомобили, возятся в огородах или за столами сидят. Выбирая между радостью и безопасностью, они всегда выберут радость; на самом деле, даже не то чтобы именно «выберут», выбор предполагает нравственное усилие, а для них подобный вопрос вообще не стоит. Это натурально носится в воздухе, лежит в основе культуры, определяет базовые особенности поведения; короче, здесь – так.

И теперь Люси совершенно в местных традициях говорила себе: отлично же получилось, судьба сама нас столкнула, нос к носу, чтобы не отвертелись, ей виднее, зачем, пусть идет, как идет. И одновременно, согласно культурным традициям своей родины, тревожилась за Зорана и ругала себя за легкомыслие на чем свет стоит. И сама над этой раздвоенностью посмеивалась – той частью, которая бесстрастно наблюдает за всем остальным человеком как бы немного со стороны.

Зоран вынес в палисадник у дома легкие плетеные кресла, завернул Люси в плед, хотя вечер был теплый, торжественно, как торт разрезают на именинах, открыл бутылку вина. Сказал:

– Это «Белый день», элливальское вино урожая позапрошлого года; мне объяснили, он оказался супер-удачным для винограда, потому что там была какая-то невиданная жара. Зимой, да еще и на улице белое пить не особо принято, но эта бутылка с открытия выставки. Клаус расчувствовался и мне ее подарил. Я все не мог придумать подходящий повод ее распить, а теперь ясно, что бутылка вас дожидалась – раз уж вы на открытие не пришли.

Про это элливальское белое Люси от кого только не слышала. Но не пила ни разу: все восторженные рассказчики покаянно признавались, что уже прикончили свой запас. Их можно понять, – думала Люси, попробовав вино, такое же легкое и ликующее, сладкое и слегка горьковатое, как сам воздух Этой Стороны. – Такого сколько ни выпей, все равно покажется мало, как счастья. Глупо же быть счастливым и вдруг из экономии перестать.

Сидели в саду, пили вино, смотрели, как раскачиваются на ветру уличные фонари, подвешенные к столбам на каких-то хитрых петлях, специально, чтобы мотались, перемешивая свет и тень. И разговаривали; на самом деле говорил только Зоран, а Люси помалкивала, хотя до сих пор всегда, в любой компании, при любых обстоятельствах главной рассказчицей оказывалась она. И дело не в том, что за день успела провести две не лучшие в своей жизни экскурсии и так сильно устала, что нарочно сбежала на Эту Сторону отдохнуть от себя и от реальности, где ее удивительные истории слишком часто лишаются смысла и кажутся, в лучшем случае, забавной болтовней. Такая усталость дело обычное и проходит от первого же дуновения ветра Этой Стороны. Просто Люси знала себя и оправданно опасалась, что если уж начнет говорить, увлечется и ляпнет лишнее. Например, спросит Зорана: «Помните, как я морочила вам голову василиском, а вы сказали, что старые мифы уже не работают, но им на смену приходят новые, потому что без мифа разумная жизнь невозможна? Я эту вашу фразу присвоила, на всех экскурсиях теперь говорю». И он, чего доброго, вспомнит. И как тогда быть?

Но пока Зоран не помнил о своей жизни на Другой Стороне. И Люси в роли экскурсовода тоже не помнил. Поэтому не мог оценить уникальность момента: он говорит, а Люси молчит. Только энергично кивает, хмурится, а иногда смеется в нужных местах. Роль молчуньи ей даже понравилась. Другой человек старается, тебя развлекает, а ты просто так без дела сидишь. Ну, правда, зависит от того, что приходится слушать. Мало с кем рядом можно с таким удовольствием долго молчать. Но Зоран ей нравился – и как рассказчик, и, чего уж там, весь целиком. Бывают же такие идеальные люди, – думала Люси. – Гениальный художник с хорошим характером это уже какой-то небывалый феномен. А этот еще и красивый. И с такой интересной судьбой, что невозможно решить, то ли ему завидовать, то ли его жалеть.

Пока сидели, Зоран пересказал ей практически всю свою жизнь; ну, то есть он был уверен, что жизнь, а на самом деле просто биографию-призрак, то, чего не было никогда. Хотя теперь не докажешь, что не было, – думала Люси. – Если ему вдруг зачем-то понадобится, запросто соберет документальные подтверждения – свидетельство о рождении, какой-нибудь сувенир на память о покойных родителях, бумаги о вступлении в наследство, справку из интерната, школьный аттестат, диплом Художественной Академии Черного Севера, да хоть фотографию полустертого имени, которое вырезал в детстве на каком-нибудь камне в Кровавых горах.

Но от этого понимания ценность рассказов Зорана становилась не ниже, а выше. Биография-призрак! Это как если бы высшие силы, управляющие нашими судьбами, решили заняться литературой и написали роман.

Сидела бы еще с ним и сидела, но как всегда сработал внутренний таймер: так, стоп, пора собираться, я на Этой Стороне уже почти четыре часа.

Сказала Зорану:

– Лучший вечер в моей жизни. Вот честно. Еще и вашу картину захапала, ай да я! Я бы до конца времен в вашем саду просидела. А после с удовольствием бы продолжила, по-моему, именно так и должен выглядеть рай: туи почти до неба, дым из соседских труб, фонари за забором мотаются, кресло и плед, и вино. И компания подходящая, с вами отлично можно провести вечность. Ужас, однако, в том, что до вечности нам обоим еще дожить надо. А прямо сейчас мне пора уходить.

– Как – пора? – ошеломленно спросил Зоран. – Зачем уходить?

Судя по степени его разочарования, он и сам уже был уверен, будто Люси останется здесь навсегда.

Она развела руками.

– Дела? – догадался Зоран. И с надеждой спросил: – А может забьете?

– Да я забила бы, если бы могла, – вздохнула Люси. – Но я же правда с Другой Стороны. А значит, вполне могу здесь растаять, если вовремя не уйду.

– Вы – растаять? – изумился Зоран. – Превратиться в незваную тень, которыми пугают детей? Да ну, быть такого не может. Видно же, что вы здесь как дома. Вы тут уместней, чем… даже чем я сам!

Бинго, – мрачно подумала Люси. Но вслух сказала:

– Я просто не знаю, что будет, если надолго останусь. Никогда заранее не угадаешь. Единственный способ проверить – попробовать и посмотреть, что получится. Но я пока не хочу проверять.

– Почему? – удивился Зоран. – Я бы первым делом проверил. Интересно же такое про себя знать! А вдруг окажется, что вам можно надолго остаться? Или вообще навсегда? Было бы здорово. Или вы сами не особо хотите, потому что у вас на Другой Стороне работа, семья и друзья?