Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4

Не удержавшись, в разговор влезла Маша:

— Это потому что невнимательный! — поучительно заявила она. — Тебе без разницы, как висят занавески, да и есть ли они, а вот настоящей хозяйке — нет.

На это замечание призрак отреагировал вяло:

— Кто спорит? Но орать матом — это, извини...

От такого уточнения девушка стушевалась.

— Да, нельзя так... — и замолчала, давая гостю говорить дальше.

Антон, с нетерпением посматривая на медленно, по его мнению, собирающегося напарника, продолжил:

— Когда Солодянкина с бумажками покончила — я взял и появился. До этого ведь невидимым был, — счёл он нужным пояснить и так понятный факт. — Не в своей личности, конечно. Стариком прикинулся. Таким... Как Карл Маркс, только не в костюме-тройке, а специальную хламиду придумал, похожую на монашескую. Получилось классно. И сходу зарядил ей про то, что она проклята и могу помочь. Про деньги, — предвидя закономерный вопрос, уточнил Швец, — и не заикался. Так, намекнул, что готов принять вознаграждение от чистого сердца по факту выполнения работ. Тётка — ноль эмоций. Словно ей чудотворные старики каждый день посреди кабинета являются. Сидит, смотрит... а после и говорит: «Ну, давай попробуем...». Посмотрели... Проклятие я быстро нашёл. Не поверите, где и какое!

Театральной паузы у призрака не получилось — его снова сбил Сергей.

— Не тяни.

Вздохнув от огорчения за свои недооценённые способности артиста разговорного жанра, Антон признался:

— Пониже пупка. Я Печатью водил-водил, и в районе... кгм.. трусов чувствую — нехорошее что-то. Потребовал показать. Солодянкина сначала не поверила, думала — издеваюсь, однако я настоял. Когда точное место пальцем указал — согласилась. Больше скажу! Забеспокоилась! — повысил голос Швец с таким видом, будто присутствующим этот нюанс должен был многое объяснить.

Иванов с Машей переглянулись. Пожали плечами.

— И? — озвучил общее мнение парень.

— Татуировка! — торжественно встав с табурета, провозгласил рассказчик голосом диктора Левитана. — Проклятие в татуировке оказалось! Давным-давно тётка партак набила. Ещё во времена лихой юности. Ласточку. Дрянь, кстати, работа, — усевшись обратно, выразил он своё личное мнение. — Из тех, что малолетки цыганской иглой в кустах друг другу бьют. Кривая и в одном месте с маленьким пробелом. Одно достоинство — небольшая. Тётка так-то из себя ухоженная, шкурка гладенькая, лавандой попахивает, потому такая корявка на ней как рояль в кустах смотрится. Пока она удивлялась — я ей и предложил вывести партак в косметологическом центре. Полностью. Шрам, конечно, останется, ну ничего страшного. Тоналкой замажет или новую татуху сделает, у мастера... А через недельку встретиться запланировали. Посмотреть — что и как. Если сработало — то она мне жертвует. Если нет — думать дальше. Ну и время проверить — утрясётся у неё в личной жизни или нет, тоже ведь нужно.

— Погоди, — остановил словесный поток друга Иванов. — Про проклятие давай в подробностях.

— Ты одевайся быстрее, — посоветовал призрак. — А наколки — с ними просто. Тот, кто делал — или слова, пропитанные ненавистью, нашептал, или что-то в тушь измельчил и добавил. Принцип тот же, что и у записок в подушках, которые молодожёнам дарят. Нацарапают гадость на бумажке или наплюют в перья, зашьют — и «Совет да Любовь вам, живите долго и счастливо». Неужели не слышал?

Машка подтвердила:

— Сплошь и рядом. Мы, домовые, всегда все подарки на описанные Антошей гадости проверяем. Чего только не находим... Самое удивительное — почти всегда эти мерзости делают те, на кого никогда и не подумаешь! Смотришь — нормальный с виду человек, а в душе у него злоба чёрная. Всю жизнь ищет повод отомстить за старые обиды. Все уже и позабыть успели — в чём дело. А он — помнит. И ждёт своего часа.

— Не знал... — протянул Сергей. — Но тогда бы от проклятых деваться некуда было! У нас все кого-то ненавидят!

Вместо Антона ответила кицунэ.

— Так и проклятия такие... в девяносто девяти случаях из ста — незаметные. Слабенькие, к человеку не пристают. Редко когда злоумышленник заморочится и всё по уму сделает. К колдунье сходит или по-иному узнает, как правильно. С татуировкой, как мне кажется, сложнее. Там же кровь участвует, опять же — игла, синоним боли, используется.

— Тогда кто кого убивает? — уже натягивая свитер, вернулся к основной теме Иванов. — Пока дело выеденного яйца не стоит.

От упоминания про смерть Швеца передёрнуло. Он посерьёзнел, деловито перехватив у домовой инициативу в беседе:

— А вот тут самое важное и начинается. Я, когда обо всём договорились, снова невидимым стал, но из дома не ушёл. Там картин много по стенам, и в комнатах, и в коридорах. Всякие малые голландцы и прерафаэлиты в изобилии представлены. Решил посмотреть. Реально шикарно люди рисовали! У тётки денег — по всему видать, куры не клюют, такую галерею вот так, запросто, держать. Буржуйка, одно слово! Не знаю, сколько прошло — на часы не смотрел, но не долго, слышу — Солодянкина с кем-то по телефону говорит. К себе вызывает, да нервно так! Дом пустой, слышимость хорошая... Решил подождать. Через полчаса к ней мужик заявился. В гражданском, но с выправкой и взгляд такой... — он потёр палец о палец, подбирая правильную ассоциацию. — Рыбий. Холодный. У нас так КГБшники смотрели, когда на взятках участковых или ОБХССников ловили. Прошёл, значит этот гражданин к ней в кабинет. А она ему и говорит: «Вот адрес. Раньше там жила женщина. Её нужно найти поинтересоваться, не делала ли она мне гадости в прошлом». Мужик, значит, уточняет: «Какие именно?» И тут тётка как взвилась, завизжала: «Любые! Про все спрашивай! Особенно про пожелания добра и радости!» Тот, судя по роже, мало чего понял, но к исполнению принял. Лишь напоследок спросил: «Потом?»

Дальше Швец говорить не стал. Сидел, глядя в пол и покусывая верхнюю губу. Его не торопили. Сергей заканчивал свои сборы и уже рассовывал по карманам разную мелочь.

— Убрать, если хоть что-то подтвердится, — глухо выдал призрак. — Именно так Виктория Егоровна пожелала. Я тогда обалдел, если честно. Благо, успел адрес и данные неизвестной запомнить. Она их вслух произнесла. После ухода рыбоглазого Солодянкина, знаете, с этакой победной улыбочкой, сама себе сказала: «Попляшешь ты у меня, подруженька-одноклассница. Ой, попляшешь...» Я перепугался, если честно... снова проявился, пугать начал новым проклятием. Карами всякими... Образумить хотел.

— А она?!

— Смеялась. Говорила, что переживёт. Раз можно одно проклятие снять — значит, можно и второе, и что её душа — не моё собачье дело. Мол, если я свои деньги отработал — то могу не переживать. Не кинет. Потом, как с горничной... матом послала и пообещала ноги оборвать, если наглеть стану или вякну где об услышанном. Серьёзно пообещала, уверенно. Знаешь, мне показалось — тётка искренне была рада такому развитию событий. В ней словно на спусковой крючок нажали. Вся энергичная, деятельная, прямо с приплясом ходила. И всё из-за меня, идиота инициативного... Я от неё сразу в городской инфоцентр перенёсся, данные старой подружки проверил. Адрес тот же, только фамилию изменила. Наверное, замуж вышла, или фамилию мужа на память оставила... Смешно получается. Солодянкина, со слов беса, тоже штамп в паспорте имела, а фамилия — девичья.