Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #2

— Сколько лет было вашему сыну? Почему именно в наш город? Какой...

Договорить инспектор не успел. Пауль поднял обе руки, ладонями к нему, в останавливающем жесте.

— Не спешите. Я всё расскажу и отвечу на любые вопросы. Немного позже. Просто... мне сейчас весьма трудно вести полноценную беседу. Монолог предпочтительнее...

— Да-да, конечно, — снова ощущая неловкость, пробормотал Сергей.

— Юрген отпраздновал весной свой двадцать третий день рождения. По нашим меркам — совсем дитя. А сюда переехал — попросту ткнув пальцем в карту. Ему, я считаю, было глубоко безразлично — куда. Лишь бы от нас подальше. Проблема отцов и детей...

— А сами вы откуда? — совершенно позабыв о просьбе убитого горем отца, брякнул Иванов, тут же пожалев о собственной бестактности.

— Сейчас — из Риги, — вместо толстяка ответил его сын. — А род наш — из Бранденбургского курфюршерства, если вам это что-то говорит. Ты не против, папа, если буду тебе помогать? — проявив вежливость, попробовал оправдаться Иоганн за бестактное вмешательство в разговор.

«Крепкие у них порядочки в семействе, — мелькнуло в голове у инспектора. — Основательные».

— Нет, — выдохнул Пауль, вытирая пот со лба извлечённым из кармана платком. — Сейчас не до условностей. Не буду ходить вокруг да около. Мой младший сын был найден мёртвым в заброшенном гараже неделю назад. Убил себя выстрелом в голову из охотничьего ружья. Рядом с телом обнаружили записку. Текст я помню: «Я ухожу в другой, прекрасный мир». Писал Юрген — почерк проверили, совпадает. Квалифицировали как самоубийство. Идентифицировали его сразу — в кармане нашли водительские права. По ним вышли на родственника — у нас общая, довольно редкая, фамилия, а он уже сообщил нам. Сами полицейские нам звонить не стали — дорого... Жадные люди. О смерти сына мы узнали лишь два дня назад. Пока приехали, пока разобрались, что к чему, пока вас нашли...

Оборотень снова умолк, не в силах говорить дальше. Выждав небольшую паузу, Иванов, стараясь выбирать слова поделикатнее, перешёл к неизбежным расспросам.

— Кто нашёл тело?

— Дети. Играли неподалёку.

— Смартфон обнаружили?

— Да.

— Что вас смущает в случившемся? — задал самый неудобный вопрос Сергей. — Почему вы решили обратиться ко мне?

Пауль замялся, Иоганн тоже.

— Как бы вам объяснить... — начал отец. — Мы — ликантропы, помимо воспетого с древних времён здоровья, на генном уровне отличаемся редкой волей к жизни. Среди нас попросту не бывает самоубийц, сумасшедших, слабых духом. Что бы не случилось — в первую очередь нами руководит преданность роду и инстинкт выживания. За всю известную мне историю нашего вида никто и никогда сам себя не убивал. Да — гибли в войнах, от рук охотников на нечисть, изредка на дуэлях. Но самоубийство... такого не помнят даже старожилы. Поэтому я и прошу вас разобраться в том, что произошло на самом деле.

Сергей задумался, потёр подбородок.

— Вы думаете — это убийство?

Оборотни синхронно развели руками.

— Я не знаю, — честно ответил Пауль. — Убил себя Юрген, похоже, сам. Мы заплатили в вашу полицию... и нам предоставили все копии дела. Возьмите, — из внутреннего кармана куртки он вытащил объёмный, закрытый конверт желтоватой бумаги и протянул его инспектору. — Здесь всё, до последней справки. Наша цель — установить истину. Понять, почему мой сын не захотел больше жить или... или установить виновных и покарать.

Конверт повис в воздухе...

И отец, и сын смотрели на Иванова, не отводя глаз. С вызовом, с непокорной жаждой справедливости. А того разобрала злость.

— Я вам что, частный сыщик?! — плюнув на тактичность, с полуоборота завёлся парень. — Или на зарплате у вас?! Правосудия по заказу не будет! Не нужно забываться...

Оборотням ответ откровенно не понравился. Иоганн оскалил зубы, практически сразу превратившиеся в клыки; Пауль сжался, будто закрученная донельзя пружина. Инспектор, нащупав левой рукой в кармане свой верный крест, активировал Печать, готовясь к худшему. Швец шепнул ему на ухо: «Не дрейфь! Пусть только попробуют! Устроим им живодёрню...».

Ситуацию разрядила невесть откуда взявшаяся тётка лет пятидесяти, вышедшая на тропу войны с лишним весом. Тучная, грушеобразная, она, неумело опуская ноги полной стопой на асфальт, отчаянно пыхтя и фыркая, по-утиному пробежала мимо готовых вцепиться друг другу в горло инспекторов и оборотней, почти сразу исчезнув в темноте и обдав напоследок всю четвёрку смрадом духов и пота.

Первым опомнился, как ни странно, сын. Шумно вздохнув несколько раз, он сделал по-прибалтийски спокойное, маскоподобное лицо и громко, чтобы все услышали, предложил:

— Давайте будем благоразумными. Папа, тебе вредно волноваться. Успокойся.

Толстяк, копируя поведение отпрыска, тоже несколько раз глубоко провентилировал лёгкие, приходя в себя. Помассировал виски, похлопал ладонями по собственной пухлой физиономии. Клыки исчезли.

— Хорошо, — наконец сказал Пауль. — Попробуем иначе. Я могу рассчитывать на то, что в случае вашего бессилия в законном плане вы отдадите нам преступника или подстрекателя, если он, конечно, существует?

— Нет, — лаконично ответил Иванов.

— Но почему?! — разом теряя только что вернувшееся самообладание, вскричал оборотень. — Я не прошу вас ничего нарушать, не требую невозможного! Я просто хочу знать правду!

— Не шумите. На нас уже внимание обращают.

И действительно, некоторые прогуливающиеся у памятника парочки с интересом посматривали в сторону расшумевшегося толстячка, явно ожидая позабавиться чужим скандалом.

Отец самоубийцы, бросив косой взгляд на любопытствующих, дальновидно прислушался к весьма своевременному совету, взяв на полтона тише:

— Буду признателен, если потрудитесь объяснить ваше решение.

Сергей с вызовом посмотрел ему в лицо.

— Потому что, — чеканя каждое слово, начал он, — наша организация подчиняется тому правосудию, с которым договориться невозможно. Никак. И максимум, на что вы можете рассчитывать при условии, что нас заинтересует смерть Юргена — правда. Не больше. Но и не меньше. А наказание и справедливость — это не ко мне. Не имею полномочий.

Иоганн что-то сказал отцу на непонятном, каркающем языке, в котором невидимый Швец еле признал немецкий. Пауль нахмурился.

— Мой сын говорит, чтобы я прекращал наш беспредметный, по его мнению, разговор и предлагает нанять частного детектива. Нет! — оборотень обернулся к своему отпрыску. — Мы не станем этого делать. Нельзя впутывать людей в наши семейные дела! — и снова к инспектору. — Какие действия с нашей стороны необходимы для того, чтобы вы провели всестороннюю проверку случившегося?

Иванов криво ухмыльнулся.