Лилия Роджер - Инферняня [litres]

– Затем, что он принадлежит не нам. А кому – можно выяснить.

– Знаешь, как говорят: что с воза упало, то пропало, – сказала я. Надоело мне во всем слушаться этого праведника и всезнайку.

Я думала, он начнет меня стыдить или угрожать не очень хорошими вещами типа казни, но он только сказал:

– Как хочешь.

На кровати, где заснеженными Андами громоздились подушки, Петера не было. Почему-то меня это уже не удивило.

Потолок – пусто. Под кроватями – никого. В ванной комнате и внутри самой ванны – ноль.

На подоконнике за шторами! Нет.

Я начала тихо нервничать. Вышла в гостиную.

– Томас, ты не видел Петера? – а сама быстро окинула взглядом и эту комнату.

– Нет, – он обеспокоенно вскочил.

Может, за телевизором? Я ринулась туда – пусто.

– Когда ты вышла завтракать, он оставался в спальне? – полуутвердительно сказал Томас.

– Ну да.

– Тогда зачем ты его ищешь тут?

– Потому что там его нет! – я почувствовала, что из моих глаз вот-вот брызнут слезы.

Томас ушел в спальню. Я за ним. Мы снова осмотрели каждый сантиметр спальни. Окна оставались зашторены и закрыты – с вечера.

– Наверное, он все же вышел из спальни в гостиную, – сказала я.

– Я бы не пропустил, если бы эта дверь открылась.

– А… А может, он просто пожелал очутиться где-нибудь, вот и все…

– Боги не могут просто желанием перемещать самих себя, только вещи… Твой? – Томас поднял с пола у окна полосатый шоколадно-синий шелковый шарф. – Ты вчера вроде была без шарфа?

– Не мой. Может, предыдущий жилец забыл.

– Нет, вечером шарфа здесь не было, – твердо сказал Томас. – Я осмотрел весь номер, прежде чем вы с Петером зашли.

Дрожащим голосом я сказала:

– Это же не гарпии?

– Конечно нет.

Томас сунул шарф в карман, присмотрелся к окну:

– Точно.

– Что? – Я подскочила к нему.

Он показал на поднятую вбок ручку:

– Окно всего лишь прикрыто.

Томас открыл створку, и мы выглянули наружу. Перед нами раскинулся Нью-Йорк. В утреннем светло-сером небе никого вроде гарпий или человека в сандалиях не было. Тихо жужжа, летел вертолет, перламутрово-синий, с золотой полосой вдоль корпуса, – он удалялся от гостиницы.

– Похитители могли быть на вертолете? – проговорила я.

– Могли. На крыше есть вертолетная площадка.

– Может, это они? – я показала в сторону уже скрывшегося за зданиями вертолета.

Томас не ответил, он размышлял о своем:

– Задвижку можно открыть только изнутри, а вчера она была заперта.

– И я ее не открывала.

– Естественно. Ее открыл похититель, но как он это сделал снаружи? – он осматривал раму.

– Что?

– Ничего. М-да.

Томас высунулся в раскрытое окно и, развернувшись, поглядел куда-то наверх:

– Ну надо же!

– Что? – обеспокоилась я.

– Веревочная лестница, – сказал он, – которая заканчивается этажа на два выше нашего.

– И что это значит?

Он не ответил, вернулся внутрь комнаты, раскрыл телефон, щелкнул парой кнопок и быстро-быстро стал докладывать:

– Томас Дабкин. – Он вскинул руку с часами. – Между девятью и девятью тридцатью из спальни номера 1108 отеля «Ритц-Кристалл» был похищен полубог не более полугода отроду, около года по выращенности, Петер Гермес Олимпус. Обстоятельства: одно окно оказалось…

Он продолжал говорить и говорить и делать паузы, когда ему что-то отвечали, но я уже ничего не слышала, я просто сползла на пол и зарыдала. Бедный маленький Петер! Где же он теперь?! С кем?! Ах-хы-ы-ы…

Томас, докладывая в трубку, присел на корточки, обнял меня за плечи. Я уткнулась ему в плечо и вымочила слезами пиджак. Томас закрыл телефон, усадил меня на кровать, вытащил белый платок и вытер мне щеки.

– С ним не случится ничего страшного. Вот увидишь… Я – на вертолетную площадку. Вдруг там остались еще следы.

– Томас, – я схватила его за рукав, едва он встал. – А вдруг это его мать? Вдруг она его похитила? Если Гермес выигрывает все суды, то, может, это ее лишили прав на Петера? А она богатая и не может смириться…

– Ты о Вивиан Джемисон?

– И на фотографии она какая-то грустная…

– Да, может, она вообще ни при чем! А Гермес просто ребячился! И потом, она публичный человек, всегда на виду. Будь у нее сын, это было бы известно. Да и беременность ее была бы засвечена во всех журналах!

– Но…

– Это маловероятно. – Томас снова достал мобильный, выбрал какого-то абонента: – Боб. Привет. Выясни, кто жена Гермеса Олимпуса.

Я дернула Томаса за рукав. Он договорил:

– Боб, ты можешь проверить, сталкивались ли когда-либо Гермес Олимпус и Вивиан Джемисон? Да, она самая. Да. Хорошо. – Томас вышел, крикнул из гостиной: – Не уходи пока.

А я вспомнила, что Вивиан часто носит летние шарфы!

А еще Петер на нее похож: у него ее глаза – карие, большие и всегда будто слегка удивленные.

А еще. Что-то она исчезла из светских хроник в этом году, и я не слышала, что она снимается хоть в какой-нибудь картине! Где, спрашивается, она пропадала?

А еще!!! Петер заплакал, увидев Джемисон в рекламе! Не крем ему был нужен, а она!

Я собралась вывалить все эти доказательства на Томаса, когда он вернется. А пока можно пойти умыться.

Томас вернулся и сообщил, что на вертолетной площадке не обнаружил ничего интересного. Зато Боб раздобыл ему сведения (из диспетчерского компьютера!), кто за последний час улетел с площадки отеля. Один арабский шейх полетел по магазинам и один известный режиссер – а конкретно сам Ричард Швайгер! – приземлился, спустился в гостиницу, сразу вернулся, сказал, что ошибся адресом (он сам был за штурвалом или как там называется руль у вертолета), и тут же улетел. Куда – неизвестно.

Все мои доказательства насчет Вивиан Томас отмел не вполне убедительными контрдоказательствами, типа «Сотни тысяч женщин и даже мужчин на планете Земля любят полосатые шарфы», «У не менее многих карие глаза», «А в журналах она не появлялась потому, что просто ее рейтинг упал. И вообще, ты что, все без исключения журналы читаешь?» И «дети разве не плачут часто – по поводу и без?»

– Ну а у тебя-то есть какие-нибудь мысли? – надулась я в ответ на все это.

– Думаю, шарф обронил похититель, – сказал он.

Тоже мне новость!

– Шпингалет открыл снаружи непонятно каким образом, – продолжал Томас. – И зачем-то повесил лестницу, которой было невозможно воспользоваться, чтобы проникнуть сюда.

– Все «непонятно» и «невозможно», – сказала я язвительно.

– Именно так, – ответил он спокойно.

– А знаешь, – вдруг вспомнила я, – тут же Грыыхоруу живет, он мог что-то видеть! Хотя ты его не знаешь…

– Знаю, – сказал Томас. – И я уже узнал, что он не живет здесь, просто останавливался на несколько часов вчера, чтобы порепетировать перед актерскими курсами. А после них уехал на работу.