Дмитрий Данилов - На пороге [сборник litres]

Костик был мёртв. Глаза у Чёрного непроизвольно сощурились, он сморгнул радужную каплю. Родик воткнул нож Костику в грудь и почти сразу после убийства сам позвонил в полицию и дал его, Чёрного, приметы как главного подозреваемого. Вероятно, фото Чёрного уже показывают по телевизору. Удобно. Все будут его искать. И теперь каждый встречный несёт потенциальную угрозу.

Зачем всё же было его убивать? Костик ничего не сделал и вообще был абсолютно безвреден. Сама собой в сознании Чёрного всплыла картинка: обрывок флаера и намалёванные символы «№ 1». Он отшатнулся от осенившей его догадки, как от удара в лоб.

Номер один – первый в списке! Чёрный тогда был совершенно без сил, в полубессознательном состоянии. Но он попытался вспомнить. Над ним маячило красное лицо Родика. Он говорил, лаял ругательства, угрожал. Кажется, он сказал нечто вроде: «Все, кого ты знаешь, пострадают… По списку, где ты – „номер один“». Вот для чего у Костика была отобрана жизнь. Родик давал понять, что будет планомерно находить и уничтожать всех, кто хоть как-то связан с Чёрным. Всё из-за него. Чёрный бессознательно сжал кулаки. И затем в первый раз в жизни без пробирающей насквозь горестной дрожи вспомнил, что его родителей уже не было в живых.

И тут его прошиб пот. Лана! Если Родик узнает, что она приходила ради него в ГСБ… Если он хоть что-то услышит или заподозрит… Чёрствый разум тихо нашёптывал Чёрному, что Лана не стоит волнения, что она просто содержанка у губернатора, напоминал, что она возвела на самого Чёрного жутчайшую клевету, но где-то в груди у Чёрного теплилось стоящее выше разума знание. Знание того, что только один поступок в данном случае был верным.

Полицейские энергично переворачивали всё вверх дном. С высочайшей санкции протоколы шли сегодня лесом, и обыск проходил в вольной, то есть совершенно вандалистичной форме. Содрали даже занавески, чтобы легче было проверять, что за ними. Столы перевернули, чтобы убедиться в отсутствии тайников, книги вывалили на пол. В качестве финального аккорда – в воздухе парили перья из взрезанных подушек, превращая квартиру в постановку какой-то психоделической феерии.

Хрустя осколками стекла под ногами, Фёдоров ходил среди полицаев с видом всеведущего отца нации, но на самом деле он понятия не имел, что именно он надеется здесь обнаружить. Нет, ну двадцать грамм героина здесь, конечно, найдут, вон – их уже принесли, но кроме этой «улики» ему решительно ничего не приходило в голову. Для того чтобы доказать себе, что вся эта операция в целом и его присутствие здесь в частности необходимы, Фёдоров принялся ворошить единственный угол комнаты, до которого ещё не успели добраться переполненные рвения полицейские. Предметы на тумбочке его особо не заинтересовали. Он задержал на секунду взгляд на свадебной фотографии какой-то молодой четы. Невеста выглядела весьма привлекательно, и Фёдоров попытался себе представить, как именно она выглядела без одежды.

Открыв дверцы, он принялся вышвыривать на пол аккуратно уложенное содержимое. Книжки, книжки, проектор для диафильмов – чёрт-те какая ценность, учебные тетрадки, исписанные торопливым нервным почерком, альбом для рисования, кисточки и краски к ним, несколько головоломок, конструктор и …

– Ах ты, гад!.. – Фёдоров выругался так громко и неожиданно, что все полицейские, бывшие в комнате, включая пса, натасканного на наркотики, замерли и прижали уши, опасаясь, что восклицание могло быть произнесено в их адрес.

Словно святыню, в приличествующей полной тишине Фёдоров поднял на руках яркую коробку с изображением несущейся «феррари» на ней. Из-под коробки вывалилась золотая фольга. Фёдоров поднял её и прочитал надпись на адресной наклейке: «Чугиев В. А., ул. Кирова, дом 12д, кв. 18».

Прилив возмущения заставил Фёдорова побагроветь.

– Это моё! – воскликнул он, затем опомнился, обернулся. Присутствующие быстро отвели глаза, демонстративно засуетились, и комнату вновь заполнил беспорядочный гомон.

Фёдоров вернулся к интересовавшей его проблеме. «Чугиев» была фамилия его отца. Фамилию губернатор сменил на материнскую уже в сознательном возрасте, перед вступлением в партию «Россия – вместе», ибо так ему посоветовал консультант по «пиар». Фёдоров ещё раз взглянул на наклейку. До него вдруг дошло, что квартира, в которой он сейчас находился, также расположена по улице Кирова – самой длинной в городе. Адрес был начертан от руки и достаточно небрежно. Рукописная «д», слепленная с впереди идущим «12», показалась курьеру девяткой. Получилось «129». Фёдоров выдернул планшет из рук полицейского. Так и есть – номер квартиры, в которой сейчас шёл обыск, совпадал. Губернатор присмотрелся к размашисто написанной фамилии. В почерке писавшего «уг» было похоже на «ер»: левая половинка «у» стала «е», «г» стала частью «р», а «и» напоминала «н». «Чугиев» стал «Черневым». Совпали даже инициалы.

В неглубокой душе губернатора разразилась целая буря чувств. А ведь он так ждал эту машинку тогда, в детстве! Потребность обладать ею возникла у него сразу же, как только он увидел игрушку в школе у того толстопузого еврейчика – Эрика, Эдика или как-то так. Фёдорову не столько нужна была сама машинка, сколько его оскорблял тот факт, что у кого-то было нечто, чего не было у него самого. Тот же животный инстинкт заставлял его сегодня ревниво обращать внимание на часы у столичных коллег, копировать их стиль одежды и покупать те же машины, которые он видел в последних американских боевиках. А теперь оказалось, что вместо него эта игрушка, которая так была ему нужна, – статусная вещь на тот момент – оказалась у какого-то лошка, жившего в двухкомнатке на окраине. Отец Фёдорова – бывший председатель горкома – конечно, в самых ярких выражениях тогда потребовал объяснений у курьерской доставки, но, как и многие фирмы в 90-е, эта уже успела выйти из бизнеса. А отец в те годы был слишком занят делёжкой народного имущества, чтобы заниматься поисками машинки. Вместо этого он выдал сыну зелёную сотенную купюру и предложил развлечься. Но Фёдоров не забыл. И теперь у гложущей его изнутри ненависти появился ещё один casus belli [22] Ка́зус бе́лли – юридический термин времён римского права: формальный повод для объявления войны. – Прим. ред. .

Труднее всего было вести себя нормально, обычно. Чёрному пришлось всерьёз по-философски задуматься над тем, какой смысл вкладывают люди в такие привычные банальные термины. «Привет, как дела?» – «Нормально!» Синонимом «нормально» также будет слово «ничего». Именно это «ничего» содержит ответ. «Нормально» значит «ничего не происходит», «не на что жаловаться», «нечему радоваться», «ничего примечательного», «обыденность», «скука», «посредственность». Поэтому, чтобы вести себя «нормально», нельзя отталкиваться от запретов, вроде «не дёргаться», «не оборачиваться на шум», «не бежать», а нужно, напротив, ощутить себя посредственностью в знакомой однородной посредственной среде. И тем влиться в неё совершенно органично.