Рошани Чокши - Серебряные змеи [litres]

Северин поднялся со своего места. Он достал из кармана пиджака конверт и протянул его Зофье.

– Это адресовано тебе, – сказал он бесцветным голосом. – Ты можешь вернуться к своей сестре уже завтра. Это не имеет значения.

Зофья взяла письмо, нахмурив брови.

– Поздравляю всех нас, – произнес Северин все тем же безразличным тоном. – Мы нашли одну из величайших коллекций сокровищ в мире.

В тот момент, когда Северин направился к двери, на пороге появился запыхавшийся и растерянный Гипнос.

– А я-то думал, куда все подевались, – сказал он, бросив на Энрике укоризненный взгляд. – Я думал, что вы с Зофьей вернетесь обратно. Если бы я знал, что вы собираетесь навестить Северина, я бы немедленно присоединился к вам.

Слова Гипноса больно задели Энрике за живое. Может быть, Северин был единственной причиной, по которой патриарх Дома Никс присоединился к их команде?

Северин протиснулся мимо него.

– Куда ты идешь? – спросил Гипнос. – Нам нужно подготовиться к празднику!

Северин вышел за дверь, оставив растерянного Гипноса в библиотеке. Он одернул свой костюм, глубоко вздохнул и уже собрался последовать за Северином, но что-то в Энрике заставило его крикнуть:

– Подожди!

Гипнос обернулся, и на его лице промелькнуло раздражение.

– В чем дело, mon cher ? Это может подождать?

Внезапно Энрике почувствовал себя ужасно глупо. Тени сегодняшнего дня свернулись в его сердце мрачным клубком, и он, как никогда, жаждал света и тепла другого человека. Он хотел получить немного поддержи перед тем, как приступить к изучению сокровищ. Энрике думал, что Гипнос прочтет эту мольбу по его выражению, но он ничего не заметил. На самом деле Гипнос уже приготовился бежать за Северином.

– Мне бы пригодилась твоя помощь!

Он уже знал ответ.

– Я не могу, – быстро сказал Гипнос, опуская глаза. – Я нужен Северину…

– А что, если ты нужен мне ? – спросил Энрике. – Это для тебя совсем не важно?

– Северин – самый близкий человек, что у меня есть, мы практически семья, – сказал Гипнос. – Мне нужно пойти к нему.

В сердце Энрике вспыхнула жалость.

– Я не думаю, что Северин думает так же, – мягко сказал он. – Поверь мне, Гипнос… я знаю, как выглядит односторонняя привязанность, – его руки безвольно повисли по бокам. – Теперь знаю.

Гипнос замер. Его неподвижность и была ответом, которого ждал Энрике. С усталой ясностью он увидел все, чего не хотел замечать прежде. Он пытался заполучить то, что Гипнос и не собирался ему предлагать. Гипнос выглядел счастливым, только когда оказывался в компании, а не наедине с ним. Он с самого начала сказал Энрике, что их отношения никогда не станут серьезными, и все же он хотел большего. Ему вдруг показалось, что комната стала намного больше, а он сам уменьшился до размеров муравья.

Рот Гипноса искривился от чувства вины.

– О, mon cher , это не односторонняя привязанность, просто…

– …Этого недостаточно, – закончил Энрике, глядя на свои ботинки.

Гипнос придвинулся ближе. Энрике смутно почувствовал, как теплые пальцы коснулись его подбородка.

– Я правда очарован тобой, мой историк, – сказал Гипнос. – Ты и я… мы понимаем прошлое друг друга.

Но общее прошлое не гарантирует счастливое будущее. Кажется, Гипнос тоже это знал.

– Думаю, что со временем я мог бы тебя полюбить, – сказал Гипнос.

Энрике поднял руку и медленно убрал ладонь Гипноса со своего лица, коснувшись его костяшек губами.

– Возможно, мы оба заслуживаем кого-то, кого не так трудно любить, – сказал Энрике.

– Энрике…

– Со мной все будет в порядке, – сказал Энрике. – Ты мне ничего не обещал. Иди.

Гипнос открыл рот, как будто хотел сказать что-то еще, но в конце концов предпочел промолчать. Он посмотрел на Энрике, сдержанно кивнул и вышел из библиотеки.

Энрике уставился на дверь, чувствуя себя опустошенным, словно у него внутри поселился холодный зимний ветер. Он сделал неуверенный глубокий вдох. В библиотеке пахло бумагой, чернилами и… возможностями. Энрике решил сосредоточиться именно на этом. Ему хотелось найти успокоение в работе, а судя по количеству сокровищ, работы было много. Только отвернувшись от двери, он понял, что все это время был не один. Зофья стояла позади, вертя в пальцах зажженную спичку и глядя на стол, заваленный сокровищами. Она осталась, и он не знал, как к этому относиться. Девушка посмотрела на него: ее голубые глаза сияли яростной решимостью.

– Так тебе нужна помощь? – спросила она.

БИБЛИОТЕКАвдруг обрела новое значение. Кариатиды муз сложили руки на груди, и в глаза сразу бросались их сияющие символы, высеченные в камне. Энрике увидел лиру Каллиопы – главной из муз и покровительницы эпической поэзии; корнет Клио – музы истории; авлос Эвтерпы – музы музыки; китару Эрато – музы любовной поэзии; трагическую маску Мельпомены – музы трагедии; вуаль Полигимнии – музы гимнов; лиру Терпсихоры – музы танца; пастуший посох Талии – музы комедии и компас Урании – музы астрономии. От одного взгляда на них у него по спине бежали мурашки. Когда-то их почитали как богинь вдохновения, но на что они вдохновляли в этом мрачном месте? На убийства? И почему все их предметы были разбиты?

– Что мы ищем? – спросила Зофья, подходя к одному из столов с сокровищами. – Где еще может быть книга?

Она протянула руку и коснулась изящной короны Медузы – Сотворенного предмета из Древней Греции, способного превращать маленькие предметы в камень. Одна из маленьких каменных змей отпрянула от ее прикосновения, и ее тело сжалось в комок… получившаяся фигура показалась Энрике очень знакомой. Как восьмерка. Это было похоже на то, что он видел всего несколько минут назад. Он подошел к ближайшей музе, изучая знак, который он нашел выгравированным на каждой из их ладоней несколько дней назад:

Он поднес свою записную книжку к символу и затем… перевернул ее набок, чтобы она стала похожа на форму, которую только что приняла Сотворенная змейка.

Его сердце забилось быстрее. В таком виде это была вовсе не перевернутая тройка, а строчная форма последней буквы греческого алфавита – омега. Альфа и омега . Все, что ему нужно было сделать, это вытянуть и изогнуть линии таким образом, чтобы они стали похожи на лемнискату – математическое представление бесконечности. Предположительно, форма лемнискаты, похожей на восьмерку, произошла от строчной формы омеги, что в переводе с греческого означает только одно:

– Первый и последний, начало и конец, – прошептал Энрике.