Рошани Чокши - Серебряные змеи [litres]

Гипнос вздрогнул.

– Там жутко, холодно и сыро и к тому же нет ни еды, ни питья. Какого черта …

– Так нужно, – сказала Зофья. – Я должна кое-кого защитить.

– Храним секреты? – протянул Гипнос.

Зофья кивнула. Гипнос рассмеялся, нервно сжимая свой бокал. Его глаза блестели, а уголки рта опустились вниз. Ему было грустно.

– Секреты внутри компании, в которую, я полагаю, меня никогда не примут, – сказал он. – О ком бы ты ни говорила, я ему завидую, если ты готова до конца хранить его тайну. А еще я завидую, потому что кто-то доверил тебе секрет. За то, что в тебе… – Гипнос провел пальцем по кромке бокала и нахмурился. – Нуждаются .

Нуждаются.

Его слова поразили Зофью: они с Гипносом завидовали одному и тому же. Она помнила каждый раз, когда Гипнос пытался помочь. Когда он приносил им закуски, когда предлагал тост на складе в Санкт-Петербурге, когда поддерживал ее. И все это время она думала лишь о том, что он бросает тень на ее работу. Тристан делал то же самое, когда был жив. Он пытался ее поддержать, а она так и не сказала ему, насколько ценна его дружба.

– Я думал, мы друзья, – икая, сказал Гипнос. – С жертвоприношениями по средам, и все такое.

– Мы друзья, – подтвердила Зофья.

Она говорила серьезно. Не зная, чем еще она может помочь, Зофья достала спичечный коробок.

– Хочешь что-нибудь поджечь? – спросила она.

Гипнос фыркнул.

– Довольно опасное предложение, учитывая мое опьянение.

– Ты всегда пьян.

Он задумался.

– И правда. Дай мне спичку.

Зофья протянула ему зажженную спичку. Он прищурился, наблюдая, как пламя пожирает древесину, пока искра не погасла, оставив после себя только струйку белого дыма.

– Это успокаивает, – сказал он, пожимая плечами. – Но я бы предпочел помочь твоему делу, а не шататься по округе в поисках вещей, которые можно было бы поджечь.

Зофья вспоминал слова Энрике: постарайся выиграть для нас время .

– Я знаю, как ты можешь помочь, – сказала Зофья, и Гипнос радостно хлопнул в ладоши.

– Говори!

– Заставь всех напиться, – сказала Зофья. – Отложи Полночный Аукцион. Это очень поможет.

– И это помощь! – Гипнос икнул и ухмыльнулся. – Устроить пьяный дебош? Похабные песни? Импровизированный вальс ? Я люблю вальс.

– Так ты поможешь?

Губы Гипноса растянулись в широкой улыбке.

– Смогу ли я доказать, что сделаю все, чтобы помочь своим друзьям? Oui, ma chère , конечно, – он махнул рукой. – Кроме того, ты же знаешь, я живу ради фиглярства.

ЗОФЬЯ ВОСПОЛЬЗОВАЛАСЬ КОРИДОРОМ ДЛЯ СЛУГ, чтобы обойти главный атриум. Она не хотела снова идти через белый шатер. Два охранника в форме охраняли коридор, ведущий к ледяному гроту. Спереди на их мундирах красовался незнакомый знак Вавилонского Ордена.

Зофья перебрала в уме различные сценарии, которые заучила наизусть за последние два года работы с Северином.

Она стиснула зубы и коснулась сердца, но не из сентиментальных побуждений, а чтобы напомнить себе о письме Хелы, прижатом к ее груди. Иногда она нуждалась в помощи, но это еще не делало ее беспомощной.

Зофья подошла к стражникам.

– Кто ты такая? – спросил один из них.

– Я из инженеров: мы контролируем перенос сокровищ на поверхность, – Зофья говорила так высокомерно, как только могла. – Ведущий аукциона попросил меня осмотреть ледяной грот, на случай, если мы что-то забыли.

Другой охранник покачал головой.

– Этим уже кто-то занимается.

Зофья этого не ожидала. Энрике говорил, что в гроте будет пусто. Кто же был внутри?

– Мне нужно с ними переговорить.

Охранник пристально посмотрел на нее, потом вздохнул и отступил в сторону. Зофья прошла мимо них по длинному, узкому, темному коридору. Внутри Зофью встретила лишь тишина. Почти все фонари были убраны, и грот погрузился во тьму. Левиафан лежал, прикованный ко льду: металлические ремни стягивали его шею и поддерживали пасть в открытом состоянии.

– Привет, Давид, – сказала Зофья.

Левиафан дернулся, и по льду побежали крохотные трещины. Вид закованной в цепи машины разозлил Зофью, но тишина грота пугала ее. Охранник сказал, что здесь был кто-то еще, и все же, грот пустовал. Может, он ошибся?

Зофья поставила один из своих фонарей у входа в пасть левиафана. Прикоснувшись к его металлической челюсти, она почувствовала, как он бьет хвостом, вспенивая озерную воду. Зофья ощутила укол жалости. Она вошла внутрь, держа перед собой одну из своих фосфорных подвесок. Ей казалось, что левиафану холодно так долго лежать на льду, но у него в пасти было тепло и влажно.

Выглянув из-за края лестницы, она увидела красное колеблющееся свечение. Этот свет вызывал в ней стойкое чувство тревоги, заставляя отступить назад, но вдруг в ее сознании вспыхнул новый образ: лица ее друзей и семьи. Она подумала о Северине и о его тяжелой походке, словно нес гораздо больше собственного веса. Она подумала о жизнерадостности Лайлы. Об асимметричной улыбке Энрике и блестящих глазах Гипноса. Это были светлые мысли. В детстве отец объяснил ей, что свет относится к электромагнитному спектру. Свет, воспринимаемый миром, принадлежал к видимому спектру, и это означало, что помимо него существует свет, невидимый человеческому глазу. И Зофья гадала, можно ли его почувствовать, как чувствуют солнечный свет сквозь закрытые веки. Потому что именно так она воспринимала дружбу: это было озарение, настолько необъятное, что его даже нельзя было осознать. И все же она не сомневалась в его присутствии. Она мысленно держалась за этот свет, спускаясь по тусклой лестнице.

Пять… Четырнадцать… Двадцать семь…

В конце лестницы она увидела комнату, залитую ярким светом. От потолка до самого пола тянулись пятьдесят семь пустых полок. На полу лежал размякший от воды ковер. В правом углу Зофья разглядела круглую капсулу с одним рулевым колесом и двумя сиденьями. Встроенный механизм эвакуации. На потолке поблескивала мнемопроекция, на которой колебалось изображение только что покинутого ею ледяного грота. Она не помнила, чтобы Гипнос с Северином рассказывали об этом устройстве или хотя бы упомянули его в своих записях.

Все эти наблюдения меркли перед источником жара, который она чувствовала, спускаясь по лестнице. На каменном алтаре ярко горели сотни восковых красных свечей. Красный свет отражался на каменных лицах девяти муз, склонившихся над алтарем. Кто оставил здесь горящие свечи? Она уже сталкивалась с подобной картиной. Это могло быть сентиментальным жестом, как в том случае, когда ее соседи оставили свечи возле их семейного вяза после смерти ее родителей. Возможно, это было посвящено погибшим девушкам. Но тут она заметила надпись на стене.