Владимир Пекальчук - Страж империи

– Там люди внутри, – сказал Арчибальд, – я их чувствую.

– Тут и чувствовать незачем. У старика не могло быть иной причины умереть у этой двери.

Стучусь костяшками:

– Это группа зачистки. Вы меня слышите?

– Слышим, слышим! – раздалось в ответ сразу несколько женских голосов, а также детский. – Уже безопасно? Вы поймали этого психа?

– Еще не безопасно, но мы вас отсюда выведем.

Послышался звук отодвигаемой тумбочки, открылась дверь. Три женщины – одна молодая и две постарше вместе с десятилетним мальчиком вышли из палаты. Миновать лужу крови они, конечно же, не смогли, младшая едва не грохнулась в обморок, так что Арчибальду пришлось ее поддержать. Старшая вынесла мальчика на руках, трясущимися руками повторяя «Не смотри, Марианчик, не смотри».

– Да нет, пусть посмотрит, – возразил я. – Смотри, Мариан, и запоминай, как именно должны умирать достойные люди.

Их отконвоировали на первый этаж, к девушке-лаборантке, а мы принялись прочесывать третий этаж, но больше никого не нашли. Все пятеро из персонала найдены, нулевой пациент найден, шесть человек больных и посетителей найдены живыми или мертвыми. Но две женщины – явно не в больничных пижамах. Посетительницы, а речь шла о примерно шести только больных. Ну и снайпер видел что-то на четвертом.

Четвертый мы начали прочесывать и сразу услыхали поспешные шаги по коридору за углом. Вроде как тапочки. Я метнулся в том направлении и выпрыгнул из-за угла, уже целясь из «потрошителя» – но нет, в коридоре пусто…

И тут свет погас, воцарилась темнота.

Еще до того, как отдать команду, я услышал шипение аварийных фальшфейеров и щелчки тумблеров ПНВ.

– Что у вас там происходит? – спросила Скарлетт.

– Свет погас, что ж еще. Но остальная электроника работает, так что это не трюк одержимого…

– Свет пропал только на четвертом этаже.

– Щитовая в конце коридора, – донесся до меня голос главврача, – она своя на каждом этаже. От лестницы налево, повернуть за угол и в конец коридора, последняя правая дверь.

– Ах вот оно что… Ковальски, Винник, за мной.

Подсвечивая себе фонарями, мы дошли до самого конца коридора и увидели дверь с характерными скрещенными молниями. Арчибальд выразительно показал пальцем в стену, почти туда, где чуял присутствие и я.

Я постучал в дверь и громко сказал:

– Если ты догадался вырубить свет в щитовой – то, может быть, не утратил остатки рассудка. Если ты понимаешь меня – ответь что-нибудь. Только быстро.

В ответ – быстрое, тяжелое сопение. Понятно.

– «Крюйт-камера», – скомандовал я, становясь напротив двери и зацеливая ее. Винник достал гранату, выдернул чеку, Ковалевски приоткрыл дверь и захлопнул ее сразу после того, как Арчибальд забросил «ананасик» внутрь. Пожалуй, «крюйт-камера» – единственный безопасный прием применения гранат против одержимых: если приблуда в другом помещении – хоть ты тресни, а вернуть «подарочек» не получится.

В щитовой рвануло, целых десять секунд мы выжидали в тишине – а затем за дверью раздался безумный и совершенно нечеловеческий вопль, когда существо, некогда бывшее человеком, оклемалось от взрыва достаточно, чтобы начать чувствовать боль. Живучий, однако.

– Еще раз, – скомандовал я.

Существо вопило не переставая вплоть до второго взрыва, после него умолкло навсегда.

Я заглянул внутрь и убедился, что опасность устранена: худое тело на полу уж точно никак не может быть живым, если вся комната забрызгана кровью и ошметки плоти даже на стенах и потолке. Две гранаты – такого и одержимому не пережить.

Правда, включить свет мне не удалось: щиток, пробитый осколками, оказался выведен из строя безнадежно, так что зачистку последнего этажа провели в потемках. Впрочем, больше никого мы не нашли.

– Все, дамы и господа, – сказал я по рации, – дело сделано. Зачистка фактически завершена, хотя надо соблюсти еще кое-какие протоколы. Хорошая работа – и с боевым крещением вас, как-никак.

Дальше осталась только тягомотина. Спасенных мы заперли в одной из палат: карантин есть карантин. Начальник полиции поставил к дверям и окнам охрану и распорядился доставить им еды и воды, потом мы всей толпой вышли с территории больницы.

У ворот я помахал рукой местным репортерам и камере:

– Все, уважаемые зрители, можете ложиться спать. Всеобщая экстренная отменяется.

Гус незамедлительно подскочил ко мне и протянул микрофон:

– Огромное вам всем спасибо от лица всего города! Вы можете в двух словах сказать, что там было?

– А вот без понятия, – признался я, – никогда в жизни такого не видел и даже не слышал. Мы просто зачистили всю эту жуть, а разбираться будут эксперты и патологоанатомы из СБ. В общем, опасность была невысока, потерь нет, здание зачищено.

Мы прошли дальше в сторону автобусов и я уже дал команду собираться в обратный путь, но тут начальник полиции попросил нас остаться, пока не прибудут армейские подразделения, и предложил устроить нас на отдых прямо на месте. Ну понятно, перестраховывается. С другой стороны – кушать хочется уже, да и спать тоже.

Он быстро переговорил с кем-то по телефону, затем повел нас к соседнему с больницей зданию, подошел к двери какого-то кафе и ничтоже сумняшеся выбил рукояткой пистолета стекло на двери, затем просунул руку и отпер замок.

– Нормально у вас тут с частной собственностью обходятся, – заметил Ярыгин.

– Согласовано, – махнул рукой начальник. – Владелец вместе с семьей удрал из города, как только запахло жареным, говорит, не вернется, пока не приедут армия и СБ… Он сам тридцать лет назад во время «прорыва» оказался единственным выжившим из всей своей семьи… Так что к вашему брату у него отношение особое… Как никто вас понимает. Устраивайтесь как дома. Он потом просто выставит счет за все, что вы тут съедите, мэрия оплатит… Да, и еще раз спасибо.

Мы вошли в помещение: просторный зал, удобные диванчики, холодильники, бар… Неплохо. И поесть, и отдохнуть.

Мы устроились тут всей толпой, включая медперсонал, инструкторов и людей охранки, места хватило.

– Кстати, давайте все поздравим Арчибальда, – сказал я, вынимая из ближайшего холодильника сэндвич с тунцом. – У него открылся талант чуять людей, как и у меня. Если окажется, что он еще и одержимых чует – это просто бесценный дар, причем для всего подразделения, которое будет иметь счастье включать в себя Арчибальда.

Все начали галдеть, поздравляя его, и тут сам Винник спросил:

– Только почему я не чувствую никого из вас?

– Потому что ты нас видишь. Если коротко, «чувствовать» быстро устаешь, потому ты подсознательно не воспринимаешь чуйкой тех, кого видишь. Ну, это как шум: когда за окном упорно что-нибудь гудит – ты перестаешь это слышать, но встрепенешься, когда гудок вдруг утихнет… Вернемся на базу – будем разбираться, а сейчас я на боковую… Только сожру еще пару кнедликов.