Макс Фрай - Зеленый. Том 1

– В тарелку, – мечтательно говорит рыжий кот. – И в стакан. И в кастрюли со сковородками. Я, хвала всем создавшим меня течениям, не ресторанный критик. Чего придираться, если и так хорошо?

– Все-таки ты лучше всех в мире, – восхищенно вздыхаю я.

– Это мое естественное состояние, – соглашается Нёхиси. Сейчас его слова звучат особенно убедительно, все-таки кот есть кот.

– Я тоже лучше всех в мире, – хохочет Эна. – Только в другом. Ну, так просто удобней. Чтобы потом не драться, поспорив, кто лучше, имеет смысл миры заранее разделить.

Но тут на сцену выходит Тони с совершенно новой для него партией обиженного сироты. И отлично справляется! Говорит так печально, что будь я адресатом его выступления, сделал бы все, как он хочет, лишь бы эту жуть немедленно прекратить.

– Ну трындец же на самом деле. Скоро вечер. Люди в кафе придут. И не только люди. И не только придут. Некоторые не пойми откуда появятся, а другие уснут. И куда? Кафе-то больше нет!

– А это что? – изумляется Эна, озираясь вокруг. – Магазин строительных материалов? Чайная лавка? Кладбище домашних животных? Салон красоты? Завязывай ныть, короче. Было кафе, и осталось кафе!

– Но оно не там, где должно быть! – упрямо говорит Тони. – Слушайте, у нас же с вами вообще контракт! И вы вроде взяли обязательство мне помогать, а не портить. С работой я на самом деле справляюсь, вообще ничем грузить вас не буду. Только давайте вернем кафе на место, а?

– Ты не понял, – смеется Эна. – Ай, ладно, на твоем месте я бы сама, пожалуй, не поняла. Это же не я твое кафе в другой двор переставила. Делать мне больше нечего – чужие порядки менять. Просто у вашей иллюзии был один небольшой изъян, противоречащий самой ее природе, – статичность, привязка к месту. А теперь больше нет никаких изъянов. Тут ничего не поделаешь: от моего присутствия все исправляется – добровольно, само. Становится таким, каким должно быть согласно идеальному изначальному замыслу, без искажений. Только так называемые «реальные» вещи исправляются медленно, на протяжении долгих веков, а то и тысячелетий. А всякое легкомысленное волшебство – мгновенно. Раз, и все!

– Очень удобно, – вставляет Нёхиси. – Хотя вносить изменения своими руками все-таки интереснее… или нет?

– Чужой кусок всегда слаще, – снова смеется Эна.

А я, снимая джезвы с огня, спрашиваю:

– На тебя рассчитывать, или ты пока еще кот?

– А вот даже не знаю, – зевает Нёхиси. – Котом хорошо! Но и кофе хочется. Сфинксом, что ли, попробовать?

– Лысым котом, что ли? – ужасается Тони. – И чем тебе это поможет?

– Да не лысым котом, а мифическим чудищем с кошачьим телом и человеческой головой. По-моему, очень удобно! – оживляется Нёхиси. – Кофе и прочее вкусное как раз именно в голову и кладут.

– Только загадок не надо, пожалуйста, – говорю я, протягивая чашку мифическому чудищу. – Вот просто не надо нам никаких загадок, ладно? Забей.

– А зачем загадки? – удивляется Нёхиси, тщетно пытаясь ухватить чашку лапой. – А, ты имеешь в виду древнегреческий миф? Но миф никого не обязывает целиком ему соответствовать… Да, лапы, пожалуй, недостаток этой конструкции, – добавляет он, явно огорченный провалом. – Все-таки руки нужны!

Сказано – сделано. Руки у него немедленно появляются. Но не вместо передних лап, а в придачу к ним.

– Клиенты! – напоминает нам Тони. – Скоро придут! А адрес сменился. И что, и как?

– Ну что ты как маленький, – укоризненно говорит ему Эна. – Заладил – «адрес», «клиенты». Ты что, серьезно думаешь, люди по конкретному адресу засыпают? И будут теперь во сне уныло скитаться по пустому двору?

– Ну… – неуверенно тянет Тони. – Предположим, не будут. И те, кто раньше влезал в наши окна, точно так же будут влезать. Но люди, оборотни и остальные? Они-то ко мне вполне нормально ходили. Через дверь.

– Невидимую для подавляющего большинства населения, – напоминает Эна.

– Да. Но все-таки эта дверь находилась в конкретном месте. А теперь…

– А теперь условия изменились! – подхватывает Эна. – Возможно, кому-то и правда станет сложней. А кому-то проще. По крайней мере, за оборотней точно можешь не беспокоиться, они же чуткие. По запаху тебя без проблем найдут. А все остальные… ну, посмотрим, что будет. Кто сразу придет, словно всегда так и было, кто станет тебя искать, кто огорчится, а кто обрадуется, что было, что будет, чем сердце успокоится, и сколько в казенном доме нынче ночью соберется пиковых королей. Это же и есть самое интересное, эй!

Не давая нам всем опомниться, Эна встает, ставит пустую чашку на стол, подходит к Тони, крепко его обнимает и говорит:

– Я пошла. Но непременно вернусь начистить тебе три ведра картошки. Возможно, буквально на днях! Короче, как карта ляжет. Не унывай, шеф.

Дверь за ней закрывается, и Тони вздыхает:

– «Ужатая», ты говорил? «До выносимых масштабов»? Точно-точно «до выносимых»? По-моему, все-таки нет.

– Ты так чудесно волнуешься, что сегодня сюда никто не придет, – говорит Нёхиси, – что мне даже завидно стало. Тоже хочу так уметь. А ну-ка иди сюда, – просит он Тони.

Тот с видом обреченного самурая стоит у плиты и мешает суп, который на этом этапе совершенно не нуждается в помешивании, мог бы спокойно вариться сам. Но когда ты так нервничаешь, непрерывно помешивать суп – вполне себе утешение. Лучше, чем ничего.

– Он загадку тебе загадает, – ухмыляюсь я. – Точно тебе говорю, загадает загадку! Спасайся кто может! Беги!

Я довольно глупо шучу, и сам это понимаю. Но когда нервничаешь за компанию, глупо шутить, свешиваясь с потолка, как гигантская липкая лента для мух, – тоже вполне себе утешение. И тоже лучше, чем ничего.

Тони укоризненно качает головой – дескать, мог бы уже и сменить пластинку – и подходит к Нёхиси, который в приглянувшемся ему обличье сфинкса лежит на пороге. Даже, можно сказать, возлежит.

– О! Отлично! – восхищенно кивает Нёхиси. – Получилось! Я теперь тоже волнуюсь! Какое интересное ощущение, даже отчасти… нет, не приятное. Честно говоря, совсем неприятное. Ой, знаешь, мне хватит. Пожалуйста, отойди!

– Мне самому не нравится, – вздыхает Тони. – Когда-то из-за любого пустяка вот так волновался, но уже совершенно отвык. И не хотелось бы привыкать заново. Но я, понимаешь, не знаю, как это прекратить.

Бдымц! – это не просто чашка с полки свалилась, а прозвучал фортепианный аккорд. Мы втроем синхронно оборачиваемся к пианино. Да это же Карл! Ура, мы ему приснились! Карл пришел!

– Охххх! – выдыхает Тони с таким непередаваемым облегчением, что Нёхиси жмурится от удовольствия. И говорит тоном записного гурмана:

– Ну слушайте, если волнение всегда так приятно заканчивается, вполне можно его потерпеть.

Дверь, у порога которой он торжественно возлежит, открывается, и в кафе входит наш с Тони старый приятель Виткус, по рождению дикий лесной оборотень, а по факту – цивилизованный городской. Замирает, во все глаза глядя на Нёхиси. Виткуса можно понять. Чего только у нас тут не творилось, но сфинкс на пороге гостей до сих пор не встречал.