Макс Фрай - Зеленый. Том 1

– Офисное, – говорит Тони. – Черное. На колесиках. Такое непростое, начальственное… да не ищи ты его, оно быстро исчезло. А то как бы мы смогли тебя уложить?

– Точно, – наконец вспоминаю я. – Было кресло! Я в нем сидел, крутился, сначала было прикольно, а потом встать не смог. И вы еще развели хтонический ужас. Какие-то контракты подписывали. Это меня и добило – ваше зловещее колдовство.

– Оно меня самого добило, – ухмыляется Тони. – Проснулся сегодня с мыслью: я же контракт подписал! С этой твоей подружкой. Вроде по смыслу она теперь считается плененным духом. Но у меня стойкое ощущение, что плененный дух у нас все-таки я.

– Да ладно тебе, – говорю. – Посмотри на себя в зеркало, какой из тебя плененный дух?

– Ну такой, – после паузы задумчиво отвечает Тони. – Небритый. Но в принципе, вполне ничего. А кто она, эта тетка? Откуда вообще взялась?

– Понятия не имею, – вздыхаю я. – Хреновый из меня теоретик. Но в жизни еще не встречал ничего круче ее.

– Да Бездна же, – сонно бормочет кот, в смысле, Нёхиси. – Персонификация определенной части вселенской силы, ужатая до выносимых масштабов. Как и я, собственно; только у меня часть силы другая. Короче, было бы что понимать.

– Бездна? – растерянно спрашивает Тони. – Персонификация? «До выносимых масштабов»? «Ужатая»? Вряд ли это приятно – уменьшать себя до чужих масштабов, а она ничего, молодец, бодро держится и вовсю веселится… Но зачем ей это вообще? Я имею в виду, что у нас тут такого, чего у нее самой нет?

– Например, твой суп, – напоминаю я. – Он, как я понимаю, существует только в этой точке Вселенной. Хочешь не хочешь, а или ужимайся, или без Немилосердного супа дальше сиди. Ну и вообще – движуха же! Интересно! Игра! Какой смысл быть частью вселенской силы, если время от времени не играть?

– Спасибо, – говорит Нёхиси. – Что-то такое я и сказал бы. Но ужасно лень было окончательно просыпаться, превращаться во что-то антропоморфное и подробно все это объяснять.

С этими словами он поглубже зарывается в одеяла и сворачивается таким уютным клубком, что становится завидно. Почему я сам, черт побери, до сих пор не научился превращаться в кота?!

Правильный ответ: да потому что был занят по горло другими вещами. Движуха, интересно, игра.

– Интересно, еще день или уже все-таки вечер? – меланхолично говорит Тони, явно желая отвлечься от размышлений о повадках Бездн. Ставит чашку на стол, подходит к окну, открывает ставню. Судя по залившему помещение мягкому свету, еще не вечер, но к тому постепенно идет.

Тони стоит у окна так долго, что мне становится интересно, какое чудо он во дворе увидел? Как по мне, у нас довольно скучный двор; впрочем, оно и неплохо. Чтобы уравновесить наше демоническое заведение общепита, вокруг должен быть беспредельно неинтересный двор.

Наконец Тони поворачивается и спрашивает:

– Это твоя работа?

– Что именно? Если солнце на небе, то все-таки вряд ли. Я спал, никого не трогал. Уверен, оно само.

– Да при чем тут солнце? – отмахивается Тони. – Где наш двор?!

Не дожидаясь ответа – и это разумно, где ж я ему возьму ответ, если у меня пока нет даже вопроса? – Тони выскакивает на улицу. А я – куда деваться – следом за ним.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спрашивает Тони.

– Что-нибудь понимаю. Я знаю этот двор. Бывший монастырь бенедиктинок. Проходной с Швенто Игното на Доминикону. Очень условно проходной. Когда в конце вон того прохода дверца открыта, можно выбраться на пустырь за гимназией Саломеи Нерис. А когда она на замке – ну, извините. Придется обходить.

– Да, я тоже этот двор знаю, – нетерпеливо кивает Тони. – Но это же не наш двор! Не на Бокшто. Мы, получается, переехали, сами того не заметив? Это твоя работа? – повторяет он.

– Да понятия не имею, – честно говорю я. – Но все-таки вряд ли. Я такие штуки пока не умею; ладно, положим, не уметь – не повод не делать, со мной вечно так. Но у меня и в мыслях не было куда-то переезжать. Может, тоже побочный эффект от твоей документальной настойки и бюрократических процедур? Например, я всем сердцем захотел оказаться подальше от этого ужаса. И случайно нас всех переместил.

– Ясно, – мрачно кивает Тони. – То есть ты не знаешь, как вернуть нас назад?

– Понятия не имею. Думаешь, надо?

– Не знаю, – вздыхает Тони. – Клиентов жалко. Они придут, а нас нет. И что там теперь на нашем месте, вот это еще вопрос.

– Да ничего там особенного. Обычный пустой дом.

Мы с Тони синхронно поворачиваемся. На пороге, который теперь, надо понимать, считается нашим, стоит длинная рыжая тетка в очках, и это, наверное, к счастью. Энин взгляд – все ее взгляды – лучшее, что со мной в жизни было. Но, пожалуй, все-таки не с утра.

– Перепутала! – весело говорит Эна. – С покупками входят с улицы в дом, а не из дома на улицу. Вроде большая выросла, должна бы такие простые вещи уже понимать. Но больше не повторится!.. Ну или повторится. Но нескоро и вряд ли при вас. Ай, неважно, как я вошла, главное, круассаны на завтрак купила, сама их в подворотне не съела, вам принесла. Давай, иди кофе вари! – Голодная Бездна нетерпеливо дергает меня за рукав. – Понимаю, что неохота. Сама ненавижу стоять у плиты. Но кофе у тебя действительно фантастический получается. Желаю еще раз пережить этот незабываемый опыт. Короче, сам виноват.

– Так это твоя работа? – спрашиваю я, водружая на плиту сразу две джезвы. Я бы и четыре поставил, по числу конфорок, но у Тони их, по моему недосмотру, до сих пор только две.

– Что именно? Если жизнь на земле, то вряд ли. Всех своих дел я не помню, но могу спорить, это не мой проект. Я бы все совершенно иначе устроила, уж свой почерк я знаю, – улыбается Эна, явно заранее довольная списком претензий, которые мы с Тони приготовились ей выкатить.

Ну, я сам на ее месте был бы доволен, чего уж там.

– Что мы переехали, – мрачно говорит Тони. – И за дверью теперь чужой двор.

– Ой, а тебе двор не нравится? – с притворным сочувствием спрашивает Эна. – Ну ничего. Завтра все равно в другом месте проснешься. Или не завтра, а через неделю. Понятия пока не имею, каков алгоритм, но скоро, факт.

– Так это твоя работа! – возмущенно орем мы таким звонким дуэтом, что Нёхиси просыпается. И по-кошачьи потягивается. И зевает, и дергает ухом. И все остальное, что в таких случаях проделывают коты. Явно готовится нас с Эной мирить.

Спасибо ему, конечно, только с Эной хрен рассоришься. Вертела она наши возмущенные вопли на всех предметах, которые в потаенных глубинах бездны можно найти. Сидит довольная, выразительно размахивая пустой чашкой, и лопает круассан.

– Это не столько моя работа, сколько ваша недоработка, – наконец отвечает она. – Но грех придираться. Как могли, так и сделали. Отличная получилась иллюзия, или как ее там – наваждение класса Эль-восемнадцать? В общем, оно. Но неподвижное, привязанное к одному месту. А это неправильно. На то и наваждение, чтобы блуждать, это младенцу понятно. – И, обернувшись к Нёхиси, укоризненно спрашивает: – А ты-то куда смотрел?