Макс Фрай - Зеленый. Том 1

Немилосердный суп пользовался грандиозным успехом; впрочем, сегодня все пользовалось грандиозным успехом – и суп, и горячие бутерброды, на скорую руку сделанные из бесконечного батона и вымышленного сыра, который всегда как-то сам заводится в холодильнике, главное, ему не мешать, и настойки, все четыре бутылки… нет, уже пять. «Иногда трое гостей это гораздо больше, чем дюжина, – думал Тони, разливая по тарелкам остатки супа. – И чем полторы дюжины. И чем две».

Чувствовал себя легким как воздух, звенящим, как праздничный колокол, но и изрядно контуженным – в точности как в те дни, когда это кафе только-только появилось на месте его пиццерии, и они с основным виновником происшествия, который старательно делал вид, будто все идет по плану, а на самом деле, охренел чуть ли не больше, чем Тони, регулярно обнаруживали себя то текущими по полу, то разбившимися на осколки, то тенями, мечущимися на потолке. Но ничего, как-то справлялись, снова принимали привычную форму, хохотали, как ненормальные от радости и от ужаса, выпили все запасы спиртного, худо-бедно помогавшего им ненадолго слегка протрезветь, но при этом точно, без тени сомнения знали, что это и есть абсолютное счастье, причем еще в мягкой, щадящей форме, в какой они, возможно, смогут его пережить. «Ну значит, – оптимистически думал Тони, доставая из духовки противень с новой партией подрумянившихся бутербродов, – и сейчас тоже смогу».

В конце концов Тони все-таки выдохся, рухнул на стул, положил руки на стол, голову опустил на руки, сказал:

– Все, дорогие мои, дальше сами. Давно так не уставал.

– Ну так просто кофе надо сварить, – спохватился Иоганн-Георг. – Сейчас быстро поставим тебя на ноги. А с них, как мы любим, на голову. И повторим.

– Давно пора было! – оживилась рыжая Эна, до сих пор помалкивавшая, то ли из деликатности, то ли потому что не имела привычки говорить с набитым ртом. – Ты же всю дорогу расписывал, как варишь кофе. Обещал меня удивить.

– Забыл, представляешь? – улыбнулся тот.

– Забыл?! – восхитился Нёхиси. – Ты забыл сварить кофе? Чтобы похвастаться? Ты?! Я был уверен, это для тебя, как дыхание. А иногда даже вместо дыхания – помнить, что в мире есть кофе и его обязательно надо срочно сварить.

Кофе, надо сказать, отлично подействовал. Сперва у Тони открылись глаза, потом голова перестала клониться к столешнице. А потом он весь целиком встал. И легкость, и звон во всем теле, и острое счастье не то что ослабли, просто стали восприниматься как норма. Словно всегда было так.

«А может, кстати, и было, – думал Тони, отправляя в духовку очередную партию гренков для ненасытной компании. – По идее, а как иначе-то? Все-таки у нас тут не Мидгард для общего пользования, а наваждение класса Эль-восемнадцать, или как там его».

– Я поняла, почему у тебя еда такая вкусная, – вдруг сказала ему Эна. – Ты, конечно, отличный повар, спору нет. Но на тебя еще и свойства этой иллюзии работают. У вас тут уникальная смесь обычной материи человеческого мира с тонкой материей сновидений, плюс фрагментарные вкрапления материй разных миров; как минимум, четырнадцати, а может и больше, я противница точности, не стану считать. Нарочно такого, пожалуй, и не сделаешь, только наобум, сдуру, не имея ни малейшего представления о границах возможного. Шикарно получилось. Нет слов.

– Спасибо, – отозвался Иоганн-Георг. – Я старался. Собственно, до сих пор стараюсь иметь представление о границах возможного как можно реже. В идеале, совсем бы его не иметь.

– Старайся дальше, дело хорошее, – кивнула рыжая. – Но важно сейчас не это. А то, что от смеси разных материй вкус еды становится сложным, как будто ее из одних и тех же исходных продуктов приготовили одновременно в разных мирах. Короче говоря, чистая физика. Интересный эффект! Но твоих заслуг это совершенно не умаляет, – добавила она, заметив, что Тони, уже давно привыкший считать себя кулинарным гением, слегка приуныл. – Эти материи настолько разные, что обычно не соглашаются соединяться. Но соединяются как миленькие в твоих руках.

– Похоже на то, – невольно улыбнулся Тони. – То-то у меня всегда ощущение от готовки, будто я немножко школьный учитель. И не просто размешиваю и шинкую, а воспитываю распоясавшееся хулиганье.

– Правильно чувствуешь, – кивнула Эна. – И воспитываешь как надо. За твою еду можно душу продать. А я бы, кстати, и продала, пожалуй. Точнее, сдала бы в аренду. Ненадолго, конечно. Скажем, на год – полтора.

– Что? – изумленно переспросил Тони. – За мою еду – душу? Ну, слушайте. Спасибо, конечно. Но я вас и так с удовольствием в любой момент накормлю.

– Вот был бы здесь сейчас Стефан, – мечтательно вздохнул Нёхиси, – поймал бы тебя на слове и немедленно подсунул хотя бы годичный контракт.

– Стефан – дааа! – рассмеялась Эна. – Но у него этот номер со мной не прошел бы. Он для этого недостаточно круто готовит. То есть вообще никак. Он только бутылки откупоривать мастер. А Тони – другое дело. Видишь, я нарочно сама нарываюсь. А он не ведется. Ну так мне теперь еще больше надо! Кого не раззадорит отказ?

Тони хотел было сказать, что он ни от чего пока не отказывался, просто еще не понял, что происходит – какая душа, какой, к лешим, контракт? Но слова, казавшиеся вполне подходящими к случаю, пока крутились в его голове, смущенно затормозили на выходе, поэтому вместо человеческой речи у него получилось что-то вроде протяжного «мяу».

Рыжая тетка смотрела на него с веселым сочувствием, как опытный парашютист на клиента, пристегнутого к нему для совместного прыжка.

– Может показаться, что я шучу, – сказала она. – Но на самом деле это серьезное предложение. И выгодное нам обоим. Сейчас, погоди, объясню.

Встала, открыла буфет, где Тони держит настойки, достала очередную, наугад. Настойку на пепле сгоревших записей. Тони совершенно случайно ее изобрел – шел однажды мимо гаснущего костра, в котором тлели бумаги, и подумал: интересно, что будет, если на этом пепле сделать настойку? Я же понятия не имею, что там было написано. Может, заметки на память, может, любовные письма, или записи карточных игр, или вообще черновик романа? Вот сделаю, выпьем и поглядим.

И теперь он, конечно, заново гадал, что там было, и как это могло отразиться на вкусе настойки. И не лучше ли открыть какую-нибудь другую бутылку. Все-таки гостья такая… Непростая, короче, гостья. Не хотелось бы чем попало ее поить.

– Это были старые договоры, доверенности и счета, – сказала Эна, отвечая на его мысли. – Сомневаюсь, что вышло вкусно. Зато идеально подходит к случаю. Обожаю вписываться в контекст.

Вкус у настойки и правда получился так себе. Не ужас-ужас, просто не шедевр, как обычно. «Надо же, – удивился Тони, – моя настойка, и вдруг не шедевр!»