Андрей Столяров - Боги осенью [Авторский сборник]

Лидочка нервно сказала:

— Ты только не слушай, что он тут плетет тебе с пьяных глаз. Залил бельмы и несет околесицу. Случай, конечно, кошмарный. Сам метался весь день, организовывал поиски.

Быстрым, легким движением она показала на Дрюню, который появился в гостиной. У того лицо было хмурое, а в руках он держал замысловатую конструкцию из картона.

— Какие-нибудь проблемы? — поинтересовался Сергей.

— Мне нужен «Момент», — сказал Дрюня высоким неестественным голосом.

— «Момент» на веранде, на полочке, где маленькие эхинопсисы…

Дрюня, однако, не поспешил, но внимательно оглядел застолье, как будто запоминая, а затем повернулся и вышел — прикрыв за собой дверь.

Взвизгнули на крыльце половицы.

— Собачка у нас пропала, — несколько искусственным тоном объяснила Ветка. — На секунду оставили, и — то ли заблудилась, то ли украли. Шапки, говорят, из них делают. Вот Андрон и переживает последнее время. — Она подчеркнуто улыбнулась. — Ничего-ничего, наверное скоро отыщется…

Харитон, как будто молясь, воздел кверху руки.

— Боже мой!.. — с неподдельным ужасом вскричал он. — Дети, собачки какие‑то, чем вы тут занимаетесь?.. У тебя случайно любимый таракан не пропал? А то, знаешь, давай я тебе посочувствую!.. — Бормоча «по этому случаю надо врезать», он схватил бутылку, которую Лидочка уже отпустила, и, немного промахиваясь, налил всем полные рюмки. Быстро поднял свою и провозгласил: — Ну! За то, чтоб жизнь пенилась, а не протухала!.. — выпил, крякнул и закусил соленым огурчиком. — М‑м‑м… пожалуйста, не обижайся, старик, но последние годы ты, по‑моему, слегка растерялся. Тараканы, собачки, утратил нить жизни… — Обвиняющим жестом он указал на полки с цветами: — Занимаешься чепухой. Это вот у тебя что?

— Акорус, — сказал Сергей.

— А вон там, над диваном, вон‑вон это, зелененькое?..

— Пармакита, или тибетская роза…

Харитон хлопнул ладонью по крышке стола:

— Выбрось ты эти розы к чертовой матери! Вот давай прямо сейчас соберемся и выбросим. Тараканы, собачки, нашел занятие! В самый раз, понимаешь, для взрослого мужика. Жизнь, Серега, кипит так, что шарики разъезжаются. Я тебе сто раз говорил: иди к нам в мэрию. Мне порядочные сотрудники во как нужны! — Харитон напряженными пальцами чиркнул себя по горлу. — Грязь тебя наша пугает? Грязи, конечно, полно. Но не только же грязь — позитив какой-никакой наработали. Ну, Серега! Мы горы с тобой своротим!.. — Он решительно жестом убрал с бутылки лидочкину ладонь: — Вот что, мать, ты сейчас не хватай меня за руки. Разговор завязался серьезный, надо разобраться как следует…

Сергей мирно сказал:

— Тибетская роза растет высоко в горах. Собственно, это не роза, а редкий вид камнеломок. Саксифрага тибетика. Цветет она раз в десять лет. И во всем мире есть только три человека, которые это видели. Я, конечно, имею в виду случаи документированные. Цветок плоский, похожий на раскрывшийся лотос, и как говорят легенды, «неописуемой красоты». Тот, кто видел хоть раз цветущую пармакиту, обретает покой — не богатство, не счастье, не сверхъестественные способности. Так, во всяком случае, утверждают легенды… — Он секунду-другую помолчал, чтоб дошло, а затем поднял рюмку и звякнул о Харитошину. — Твое здоровье!..

— Взаимно!

— Ну — будь!..

Ветка вдруг поднялась и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.

Каблуки ее простучали по коридору.

Повисла нехорошая тишина.

Что‑то жумкнуло, и долетело хрипение крана на кухне.

— Н‑да… — после некоторой паузы произнес Харитон. — А ты, извини конечно, в какую-нибудь мистику не ударился? Там — «Великое Братство» или что‑нибудь такое еще. Они у нас в городе тоже, помнится, обретались…

Сергей сморщился.

— Я хотел лишь сказать, что жизнь не обязательно имеет конкретную цель. Там — добиться успеха, занять высокую должность. Она не для чего‑то, она — просто жизнь. Вот и все. По‑моему, достаточно ясно…

Лидочка поспешно налила себе сухого вина.

— Никто за дамами не ухаживает, приходится нам самим… Харитоша, ну что ты в самом деле мучаешь человека? Привязался: и это ему не так, и то не этак. Пусть он живет как хочет — имеет такое право? А вот лично мне эта легенда очень понравилась. Цветок… высоко в горах… Ребята, давайте выпьем за жизнь!..

Крепкие пальцы ее охватили бокал. Почему‑то это заступничество было особенно неприятно.

Сергей отодвинулся.

— Пойду позову Ветку, — сказал он…

Дальше начиналась река, берег ниспадал крутым каменистым обрывом, от воды поднимался туман, и шуршали невидимые камыши у оврага. Луны нынче не было. Вернее, она была, но — закрытая облаком, которое немного светилось. Вероятно, клонило к дождю. Плеснула рыба, и томительный мокрый звук улетел в неизвестность.

Сергей бросил вниз сигарету. Курил он редко и только в соответствующем настроении. К черту, подумал он. Почему я должен переживать из‑за каждого слова? Харитоша ведь вовсе не собирался меня обидеть. Ну — сказал, ну — это его точка зрения. И, наверное, точно так же не говорила ничего обидного Лидочка. Лидочка вообще сегодня — сама деликатность. Ринулась мне на выручку, укоротила язык Харитону. То есть не из‑за чего переживать. И однако как они не могут понять, что судьба — это вовсе не значит бежать и карабкаться, что совсем не обязательно пробиваться наверх и что жить можно так, как несет тебя само течение жизни. Разумеется, иногда подгребая, чтобы не захлебнуться. Этого они почему‑то не понимают. В их представлении жизнь — это непрекращающаяся борьба. Гандикап, где мы все — как хрипящие лошади. Надрывается сердце, копыта стучат по земле, валится под ноги участников мыльная пена. А вот я не хочу быть хрипящей лошадью. Мне это неинтересно.

Он вспомнил злое и вместе с тем обиженное лицо Виктории. Как она делала вид, что у нее на кухне — какие‑то неотложные хлопоты. Как она переставляла кастрюли с места на место и как, хотя этого и не требовалось, попыталась начать мыть посуду. И как все‑таки не выдержала и бросила губку в раковину: «Не хочу, чтобы моего мужа считали блаженненьким идиотом». — «Никто меня идиотом не считает», — сказал Сергей. — «Считают, ты просто не желаешь этого видеть». — «Хорошо, пусть считают, что здесь такого?» — «А такого, что это переносится и на всю нашу семью». — «Ты имеешь в виду себя?» — «Я имею в виду Андрона». — «Уверяю тебя, что ты ошибаешься». — «А, да хватит! Что с тобой разговаривать!..»

Хорошо еще, что Ветка не могла долго сердиться. Она все‑таки вымыла сгоряча пару тарелок — кое‑как их протерла, грохнула на сушилку, а потом, уже несколько спокойней пробормотав: «Ладно, неудобно бросать их одних», не сказав больше ни слова, отправилась в комнату.