Владимир Ильин - Замыкание [исправленный и дополненный автором текст] [СИ]

– Красивая, правда? – Наумов положил прямо поверх постели Первого Советника и с некоторым усилием заложил его руку соседке под голову.

– Вы ее убили? – Вырвалось у Черниговского.

– А я не самый хороший человек. Да что вы на нее смотрите, вы бы знали, скольких она отравила, опозорила и убила, лишь бы попасть в эту постель. – Наумов оглядел получившуюся композицию. – Обертку ей в Польше нарисовали, вместе с документами на родословную. А внутри все давно сгнило.

Черниговский дрогнул, отводя взгляд.

– Эта красота – не настоящая?

– Сложнее потом менять внешность детей. А это… Рабочие моменты. – Махнул рукой Наумов. – Идемте, князь.

– Вы меня не убьете? – Посмотрел на него Черниговский.

Наумов стоял через кровать – уже не дотянуться. Все моменты упущены. А еще – у того нож.

– Зачем? Вы еще послужите Императору. – Успокаивающе улыбнулся бывший хозяин Архангельска.

– А он – знает? – С надеждой спросил старик.

– Мы с вами говорим о разных императорах, – лукаво ухмыльнулся собеседник. – Давайте на выход. Торопиться ни к чему, когда Первый советник занимается созданием наследников для князей, он отпускает всех на пару-тройку дней. Но быть в одном здании с этой падалью – вы как хотите, а мне еще важного человека встречать. Я бы хотел как минимум отмыться и сменить одежду.

В молчании два бывших князя совершили обратный путь, оставшись в зале с рассыпанными бумагами.

– Что вы смотрите? Собирайте сами, – заворчал Наумов, глядя на жадный взгляд Черниговского.

– Но…

– Что – но? Там признание Черниговской Ники, которое должно быть ей доставлено.

– А может – вы?.. – Заикнулся тот. – Или я доставлю нарочным.

– Иван Александрович, – вздохнул Наумов. – Посмотрите вокруг. Вы видите хоть кого-то?

– Вас.

– И кроме меня с вами – тут одни мертвецы. Никто не знает, что тут случилось, и знать не будет еще дня два. – Проникновенно произнес Наумов.

– Я вас не понимаю, – закачал головой бывший Черниговский.

– А надо бы подумать, что я не способен засвидетельствовать брак княжны. И вы, как муж, для этого не годитесь. Значит, должен быть кто-то еще. Кто может подтвердить княжеский брак? Кто это, достаточно могущественный?

– К-кто?

– И я не знаю. Но он обязательно появится, – похлопал Наумов его по плечу. – Когда вы возьмете верных людей и пойдете убивать Нику. Вы же у нас решительный и яростный, наследника Рюриковичей убили.

– Я не хотел! – Заорал Иван Александрович. – Я бы в жизни этого не сделал, если бы не верил, что все это запланировано самим Императором! Жизнью клянусь!

– Тише-тише. У вас будет шанс все исправить. Противоядие обязано быть.

– У этого человека? В башне Самойловых?! Как подтверждение, что Максим преступник? – Ускорилось сердце Черниговского.

– Ну что вы. Это бы значило, что мальчишка выживет. А кое-кому не нужен цесаревич Дмитрий с живым наследником. – Покачал головой Наумов. – Знать бы, кто эта тварь… Противоядие нужно хозяину, если он случайно уколется об артефакт.

– То есть, у это человека?..

– У того, кто его отправит. – Был предельно спокоен его визави.

– Зачем кому-то убивать принца? – Собрался с мыслями старик.

– У Дмитрия с мертвым наследником меньше шансов на престол. Привыкайте, это большая политика.

– Я в ней живу всю жизнь! – Не сдержался Иван Александрович.

– Тогда что вы такой нищий и без ноги? – Хмыкнул Наумов и, игнорируя недовольное шипение, подошел к вешалке в углу.

Нацепил дешевое шерстяное пальто, сверху смешную длиннополую шляпу с волнистым кантом и, коротко кивнув, посвистывая отправился на выход.

– Скажите, а Самойлов обещал вернуть вам Архангельск? – Отчего-то спросил его Черниговский в спину.

– Нет. Но он вернул мне кое-что гораздо более ценное, – растянул губы в улыбке Наумов. – Всего хорошего… И да, Иван Александрович.

– Что?

– У вас на руках действительно достаточно документов, чтобы принудить Нику выйти за вас. – С серьезным тоном произнес он. – Никто не сможет помешать, ведь Максим в тюрьме.

– Идите к черту!!! – Чуть не кинул в него тростью Черниговский.

Глядя на заливисто рассмеявшегося человека, вышедшего за дверь.

Следователь пришел на следующее утро, ближе к четырем часам утра. Хотя ощущение времени в подземном помещении терялось довольно быстро, но я не выспался – а это вполне себе индикатор.

Мужчина в чине статского советника был не стар, подтянут и полон сдержанного азарта – как у всякого амбициозного человека, который выгрыз себе шанс вести дело такой величины, и лично докладывать первым лицам государства.

Я для него смотрелся, как шанс, а моя виновность – была возможностью попасть если не в учебники, то в газеты. Впрочем, судя по осторожному тону и некой степени деликатности, выраженной в вежливом приветствии и личном посещении камеры, где-то там, наверху, явно просили не горячиться.

Выделенная камера больше напоминала номер дешевого отеля – на шести квадратных метрах был топчан и столик, намертво привинченный к стене и полу; наличествовал даже душ, хоть и не отдельной кабинкой – угол в бледно-синем кафеле, от которого веяло сыростью и холодом. Окна вот только нет – но под землей оно и не нужно. Наличествовал вентиляционный лаз, забранный толстым прутом – ладонь ловила движение воздуха. Не задохнусь – и то ладно…

Когда вели сюда – уже после того, как обменяли гусарский мундир на серую робу арестанта и тяжелые ботинки – успели углубиться метров на двадцать. Входили в одном из помещений Арсенала, а куда именно завели коридоры со сводчатыми потолками – сложно сказать. Согнутые под острыми углами переходы надежно запутывали чувство направления. О том, что пришли на место, подсказал навалившийся на уши белым шумом блокиратор – а так тюремных камер по пути хватало, и не сказать, что они пустовали. Впрочем, как говорит народная мудрость – держи друзей близко, а врагов еще ближе.

Логичным завершением пути был тупиковый коридор с двумя десятками камер – поровну на обе стороны. Фактически, уже меньше двадцати – две были заложены белым кирпичом поверх дверей. Интересно, отчего?..

Моя была под номером одиннадцать, и первой справа. Но я чувствовал шорохи и чужое внимание от других камер – через окошки, предназначенные для передачи еды. Наверное, тут можно осторожно переговариваться и вести беседы – ближайший пост охраны был на один подъем коридора выше. Однако первой ночью было тихо.

Работающий блокиратор порождал странные сны, зыбкие и черно-белые. Иногда появлялся сухой кашель, отражавшийся от каменных стен и железной двери в камеру. Да и тело, привыкшее не задумываясь опираться о Силу, ломило слабостью.