Владимир Ильин - Замыкание [СИ]

Но пока что на окружающее безумие смотрели лишь нынешние владельцы клановых башен в углах кремлевских стен.

Если бы у Ивана Александровича была там башня, он бы тоже с неприятным холодком в груди предполагал, что сдастся первым – личная защита или Кремлевская. Впрочем, нет. Он выбрал бы сторону до этого. Как выбрал сейчас.

В двух десятках метров впереди двигалась та, кого он назвал своей госпожой. Та, которую по его воле похитили и держали в тюрьме. Та, что нашла в себе сожаление и милосердие к старику, которого опоили зельем – так сказал ей Самойлов, а она поверила. Хотя сам Иван Александрович до сих пор не знал, сколько в его прежних поступках было влияния снадобий, которыми его потчевала подколодная жена, а сколько – его собственной воли и жажды власти.

В миг, когда ему предложили должность Первого советника, он понял, что вновь теряет ориентир.

Но был в памяти взгляд девчонки в метро, что видела в нем старика-инвалида в приличной, хоть и помятой одежде – заслуженного человека, побитого судьбой. Каким сам Иван Александрович хотел себя ощущать – помнить об этом, напоминать себе.

А теперь есть взгляд госпожи, что позволит ему пересобрать свою личность вокруг чужой веры в самого себя. Найти в служении рецепт, как убрать наносное и сковать оставшееся в монолит без примесей и шлака. Да, он не будет прежним – но он не хотел им быть. Ведь нет сына, что заметил бы изменения. Нет друзей и жены, привычных к его характеру. Нет верного слуги, которого он убил своими руками. Нет никого и ничего – кроме девчонки, мыслящей контрастами белого и черного. Она знает, как должен выглядеть настоящий князь из былин, книг и преданий. И ведает, каким он быть не должен – из собственного прошлого. А значит, поможет удержаться от самого тяжкого, что может быть в жизни князя, лишенного княжества – недостойной смерти. Ведь любая гибель, принятая на службе наивной, чистой госпожи – это хоть и глупо, но благородно.

Так было до того момента, как у госпожи не зажглись золотом глаза.

Сила Крови просыпается по-разному. Обычно, в детстве, под присмотром наставников, не допускающих, чтобы сонм памяти и голосов предков смял собственную личность ребенка. Это сложный процесс – ведь так сладко отдаться необоримой мощи, что пробуждается в тебе и кипит, побуждает к действию. У предков были враги – и они желают, чтобы ты смял их и растоптал в пыль, щедро делясь знаниями и Силой. У предков остались вкусы и желания, которым невозможно сопротивляться. И только внешняя помощь способна напомнить о собственных мечтах и смыслах, о друзьях и поставленных целях, о людях, которым дорог ты, а не пробужденные через кровь монстры. Кто-то проигрывает в этой битве, и на короткое время в мире воплощается монстр с тысячью личностей в детском теле – пока его не уничтожат скорбящие родичи. Но большинству удается осознать себя – ведь вокруг так много заботливых лиц, образы которых словно анкеры удерживают сознание под шквалом чужой воли.

Сейчас вокруг госпожи тоже были самые милые люди. Лысое чудовище с золотыми браслетами на руках из свиты Вечного князя Виида. Китаянка, что сменила одежды на родовые одеяния клана Го. Гвардия князей Черниговских в походном ордере под полковыми щитами. Бесполезный знаменосец со штандартом Лейб-гвардии полка, что вышагивал перед ними. И, конечно же, сам Иван Александрович, которого Ника могла помнить, как собственного тюремщика.

Иди, сохраняй свою личность, милая девочка. Все условия – пробивало бывшего князя нервной дрожью.

Потому что Сила Крови – Силе Крови рознь. И какая-нибудь достойная заштатного рода Еремеевых не составила бы ему проблем, ежели вышла бы из-под контроля – смял бы, спеленал, и возможно сохранил жизнь.

Но впереди, вдоль Мясницкой улицы Истлевали фонарные столбы и ограждения, скамейки и объемные вывески, обращаясь в то, что он привычно назвал песком, увидев впервые. Послушное своей госпоже Время крупицами ложилось ей под ноги, перемещая в пространстве.

Пожалуй, мысль умереть благородно оказалась не настолько надежным планом, насколько он полагал. Вот умереть глупо, истлев в безумии древних личностей, завладевших девчонкой – это легко… Как он вообще мог подумать, что Самойлов нашел себе нормальную жену…

Однако был шанс, что Ника удержится. Ведь она тоже неосознанно берегла этот город, не трогая здания и двигаясь ровно по улицам. Но главное – пока что помнила, куда идет и ради кого.

«Хоть бы Самойлова не убили!», – молил он небеса истово, сам себе не веря, что это делает.

С грохотом, возвращая к войне, пронесся левее и выше огненный всполох в два десятка метров диаметром, небрежно разнося на своем пути крыши и стены зданий, обрушивая ротонды старых построек и гулко взорвавшись в районе Покровского монастыря.

«– Они купили Куомо», – констатировала спокойная мысль.

Тут же сменившаяся яростной – чуть ли не до исступления.

«КАК ОН ПОСМЕЛ ТРОНУТЬ МОЙ ГОРОД» – Рыком, исполненным ненависти.

«КАК ОН ПОСМЕЛ ТРОНУТЬ МОЙ ГОРОД» – Дрогнуло небо, растекаясь белесыми кляксами под волей Гагариных и наполнилось стоном серебряного дождя.

Закипело негодованием солнце, пробиваясь через тучи и наполняя капли сиянием гнева Шереметьевых.

Проревела в тон земля, исполненная силой Панкратовых и Мстиславских.

И опережая их всех, расчертил пространство над городом сотканный из молний дракон, целя куда-то в сторону Измайловского острова.

«А я? Как же я?» – Негодованием зашлось в сердце Ивана Александровича, а сам он, от невозможности лично пнуть гада такого, в сердцах сплюнул на землю.

Позади грянуло так, что прямо именины сердца.

«Хана котенку» – проявилась первая улыбка на его лице.

А пожары от чужого лиходейства мигом затушили – как бы не совместными усилиями.

Впрочем, тут же продолжив с азартом культурную войну против друг друга – по засвеченным позициям.

А вот их процессия вынужденно замедлилась и как-то сама по себе встала, руководствуясь движениями госпожи. Потому что на дороге впереди молча стоял огромный медведь – темно-бурый, размером в два танка.

Истлевание замерло перед ним в десятке шагов, окружив по бокам – госпожа явно встречалась раньше с Шуйскими, что было не мудрено. Самойлов водил дружбу с наследником.

Значит, разойдутся мирно – да и союзники, как ни крути.

– Сейчас как стукну палкой больно! – Грозно замахнулся Ломов. – А ну с дороги!

– Ломов, уйди от медведя! Это союзный князь! – Заполошно рванул вперед Иван Александрович, на мгновение ощутив все волосы на теле вставшими по стойке смирно.

– Зачарованный? – Присмотрелся к нему рядовой. – Кто ж его такого теперь поцелует? – потянулся он к затылку.