Игорь Осипов - Тысячелетний воин Ярополк

– Покойница сбежала.

– Надо же. Не поймали?

– Нет. Полиция упустила, – ответил Соснов, убрав фотографию на место.

– А что сами не ищете? Вы же чародей.

– У меня такого геморроя выше крыши. Сами слышали, праздники на носу, а у меня то тролль на свалке машин, то дракон в тупике метро, то крысы-убийцы в подвалах, то два мелких божка сцепились между собой, то прочая гадость. Некогда мне. Неупокоенные мертвецы рано или поздно сами находятся, на то они и неупокоенные.

Чиновник хмыкнул и достал из портфеля телефон, спрятав его под стол, и принялся читать сообщения. Соснов вздохнул и снова вытащил фото беглянки. Её след потеряли у гаража Вась Вася, и либо она уже окончательно мертва, либо её зачем-то прячут. Но пока всё тихо, лучше отложить это дело на потом, и без них голова болит. Ещё у Димы какие-то неурядицы. И всё в кучу. И всё не вовремя.

* * *

– Мне нужно имя, – произнесла лесная дева, улёгшись на полу и глядя в потолок, – и место.

– Ты тысячелетия жила без имени, а теперь срочно понадобилось, – с ухмылкой ответил я, – тебе сейчас одежда нужнее. Люди голыми не ходят.

– Откуда ты знаешь, что людям нужнее? – спокойно спросила богиня, а потом поморщилась, – ах да, ты же рождён человеком.

– А ты? Ты сама была человеком? – холодно произнёс я.

Дева медленно встала и, обогнув машину, подошла к кулеру, потрогала прозрачную ёмкость ладонями и облизала губы. Чтоб это увидеть, мне пришлось сделать шаг в сторону, ибо места маловато, и автомобиль всё загораживал. Богиня тем временем постучала по большой бутыли, а мгновение спустя один из моих метательных ножей выскочил из петли, завис в воздухе на уровне лица, несколько раз дёрнулся, как поплавок на мелкой ряби, а затем с громким свистом бросился вперёд и проткнул пластик бутыли насквозь, вонзившись в стену. Дева обессиленно опустилась на колени и жадно припала к вырвавшейся струйке воды, словно не пила тысячу лет. Были слышны только её сопение и причмокивание да журчание воды из второго отверстия.

– Люди не так пьют из этой бадьи, – произнёс я и добавил, – ты не ответила.

– Не помню, – оторвавшись от дыры, сказала богиня. Струйка холодной воды начала падать на обнажённую грудь, смывая остатки крови на пол. – Была, наверное. Давно. А может, и нет.

– Ты всегда выглядела женщиной, – поглядев на текущую по полу жидкость, протянул я.

– И что с того? – переспросила богиня, вытерев рукой мокрый рот, и продолжила. – Мне нужно имя, одежда и всё остальное, чем пользуются сейчас женщины. Всё, достойное пусть не великой, но богини. А ещё капище. Небольшое. Что я за богиня без капища.

– Богиней чего ты хочешь быть? – ехидно спросил я, услышав чрезмерную самоуверенность в голосе гостьи.

Она не ведала сомнений.

– Не знаю. Найду что-нибудь, – отмахнулась дева и снова припала к воде. Пила она алчно, словно с глубочайшего похмелья, и лишь когда нахлебалась вдоволь, развернулась ко мне, пристально вглядевшись. От этого взгляда стало неуютно, а дева глубоко вздохнула и подошла ко мне. Её мокрые тонкие пальцы легли на мою щеку. – У тебя в голове… Чары… Сильные чары. Могучий колдун это сотворил. Я с таким не справлюсь и чары развеять не смогу. Это оно учит тебя говорить?

– Да, – кивнул я в ответ, продолжая разглядывать приятное лицо лесной девы.

А пальцы её были тёплыми, живыми. И глаза тоже. Не навьими мутными стекляшками, а наполненными хищным блеском, как у дикой волчицы. И они такие же карие, как у дикой волчицы.

– Забавно. Мне помогает тело. Оно помнит что-то, чем жила хозяйка. Привычки. Желания.

Богиня вздохнула, а потом ухватилась за ворот моей футболки и одним быстрым движением разорвала её. Мне только и осталось, что недовольно поджать губы из-за безнадёжно испорченной хорошей вещи. А лесная дева дотронулась ладонью до моей груди и заговорила.

– Проклятия. Я вижу их как раны на твоей душе.

Её пальцы снова начали гладить мою кожу, а мягкий бархатный голос убаюкивал.

– Ярость шатуна. Она наложена именем Велеса, снять никак не получится, но тот чародей зашил рану грубыми нитками. Старайся не бередить, – дева улыбнулась и продолжила говорить. – А это долгий-долгий сон, от которого ты ныне пробудился. Он уже не вернётся.

Ладонь опустилась ниже, остановившись там, где сердце.

– А это совсем глупо. Проклинать быстрой смертью вместе с вечными муками. Как топить человека в проруби и совать в воду калёное железо. Одно лишает силы другое.

Пальцы богини скрючились, оцарапав кожу, а внутри меня родилась боль. Казалось, что под рёбра ткнули ножом и начали ворочать остриём, царапая кость и разрезая мясо. Я стиснул зубы и тяжело задышал, едва сдерживаясь, чтоб не оттолкнуть деву. Гостья отвела руку, словно что-то тянула, а моя кожа вспучилась, причиняя ещё большую боль. Нечто лезло из тела наружу, и вскоре по груди потекли струйки крови, а из плоти показались тёмные острые кусочки зазубренной стали и колотого камня. Вместе с ними лезли тонкие древесные щепки, как занозы из гнилой раны. Они рвались на свет к ладони богини.

– Человеческая ненависть. Слова «сдохни, проклинаю, выродок». Так они выглядят, когда застывают в душе.

Осколки начали один за другим падать на пол, звеня по бетону и пачкая его кровью. Моей кровью. А следом из плоти показался большой ржавый наконечник стрелы.

– Не зря тебя кличут полукняжичем. Ты убил собственного брата, и князь проклял тебя, – прошептала богиня, – но это старое слово. Его уже никто не услышит. Никто не вспомнит.

Наконечник упал с глухим стуком. Капли крови разлетелись в разные стороны, испачкав мои ботинки и оросив босые ноги богини.

– А это волчий зов, – продолжила говорить она, снова положив тёплую ладонь на израненную грудь, отчего я чуть не зашипел – так больно было. – Тебя тянет в лес. Тебя тянет к созданиям леса. И их тянет к тебе. Зов не снять. Можно лишь рассудком побороть. А ещё на твоём сердце вырезаны слова пророчества. Ценой своей крови спасёшь последнее дитя рода, что готов был пресечь.

Богиня закрыла глаза, положила голову мне на плечо, а руки обняли меня.

– Я не помню, что было в той жизни, что до смерти и превращения в лесную тварь. Слишком давно это было. Люди тогда даже огня не знали. Помню лишь то, что у меня были мать и брат, – прошептала дева. – Помню мимолётный вкус молока. А ещё руку мальчика, ведущего меня по лесной тропинке.

Она протяжно и тяжело вздохнула.

– Будь мне братом, Ярополк. И не смотри на меня, как на добычу. Не надо сие.

– Минувшую тысячу лет ты сестрой не называла себя, – с лёгкой досадой ответил я.

– Но и женщиной, которой ты овладел, тоже не была, – снова вздохнула дева.

Я криво ухмыльнулся и заключил хрупкую обнажённую фигурку в объятия, почувствовав тепло тела и биение живого сердца. А дева вдруг приподняла лицо и принюхалась.