Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

— В декабре в корзине три котенка, — сказала Дрю. — Но тебе действительно стоит посмотреть фильм…

Киран установил календарь и посмотрел на экран в какой-то загадке. Потом он вздохнул. — Я просто не понимаю, — сказал он. — Я люблю их обоих, но кажется, что они не могут этого понять. Как будто это мучение или оскорбление.

Дрю нажала кнопку отключения звука и опустила пульт. Наконец, она подумала, что кто-то разговаривает с ней как со взрослой. Правда, в словах Кирана не было особого смысла, но тем не менее.

— Сумеречные охотники медленно любят, — сказала она, — но раз мы любим, мы любим навсегда.

Это было что-то, что она помнит, как Хелен сказала ей однажды, может быть, на ее свадьбе.

Киран моргнул и сосредоточился на ней, как будто она сказала что-то умное. — Да, — сказал он. — Да, это правда. Я должен верить в любовь Марка. Но Кристина никогда не говорила, что любит меня. И они оба чувствуют себя такими далекими.

— Сейчас все чувствуют себя далеко, — сказала Дрю, думая о том, как одиноки были последние несколько дней. — Но это потому, что они волнуются. Когда они волнуются, они втягиваются внутрь себя и иногда забывают, что ты там. — Она посмотрела на свой попкорн. — Но это не значит, что им все равно.

Киран оперся локтем о колено. — Так что же мне делать, Друзилла?

— Эм, — сказала Друзилла. — Не молчи о том, чего ты хочешь, иначе ты никогда этого не получишь..

— Ты очень мудрая, — сказал Киран серьезно.

— Ну, — сказала Дрю. — Вообще-то, я видела это на кружке.

— Кружки в этом мире очень мудры. — Дрю не была полностью уверена, улыбается Киран или нет, но, по тому как он откинулся назад и скрестил руки на груди, она поняла, что он закончил с вопросами. Она снова включила телевизор на полную громкость.

* * *

Эмма вытащила шпильки, осторожно сняла разноцветный шнурок, старые газетные вырезки, фотографии, скрученные по краям. Каждый из них представлял собой ключ, или то, что она считала ключом, к тайне смерти ее родителей: Кто убил их? Почему они умерли именно так?

Теперь Эмма знала ответы. Некоторое время назад она спросила Джулиана, что ей делать со всеми собранными доказательствами, но он ответил, что это ее решение. Он всегда называл ее стеной безумия, но во многих отношениях Эмма думала о ней как о стене здравомыслия, потому что создание этой стены поддерживало ее в здравом уме в то время, когда она чувствовала себя беспомощной, подавленной тоской по родителям и надежной поддержкой их любви.

— Это для Вас, мама и папа, — подумала она, складывая последние фотографии в коробки из-под обуви. Теперь я знаю, что с вами случилось, и человек, который убил вас, мертв. Может быть, это имеет значение. А может, и нет. Я знаю, что это не значит, что я скучаю по вам меньше.

Она подумала, не должна ли она сказать больше. Эта месть не была той панацеей, на которую она надеялась. Что на самом деле она немного испугалась этого сейчас: она знала, насколько она сильна, как она управляет тобой. В Туле она видела, как мстительность брошенного, рассерженного мальчика сожгла весь мир. Но Себастьяна это не обрадовало. Месть только сделала Себастьяна в Туле несчастным, хотя он завоевал все, что видел.

В дверь постучали. Эмма засунула коробки в шкаф и пошла открывать. К ее удивлению, это был Джулиан. Она думала, что он был внизу с остальными. Они устроили большой ужин в библиотеке — доставка тайской еды — и все были там, вспоминая и шутя, Магнус нежно дремал на руках у Алека, в то время как они оба развалились на диване. Как будто на рассвете Джейсу и Клэри не пришлось уезжать на опасное задание, но это был путь Сумеречного охотника. Всегда были задания. Всегда был опасный рассвет.

Эмма хотела быть с ними, но находиться рядом с Джулианом и другими людьми, когда он был в таком состоянии, было больно. Ей было больно смотреть на него, скрывать то, что она знала, и гадать, замечают ли это другие, и если да, то что они думают.

Джулиан подошел и облокотился на подоконник. Звезды только-только начали появляться, высвечивая небо обрывками света.

— По-моему, я все испортил с Таем, — сказал он. — Он хотел поговорить со мной, и я не думаю, что ответил правильно.

Эмма отряхнула колени. На ней была бледно-зеленая винтажная ночная рубашка, служившая одновременно и платьем.

— О чем он хотел с тобой поговорить?

Несколько выбившихся прядей темно-шоколадных волос упали на лоб Джулиана. Он все еще красив, подумала Эмма. То, что она знала, не имело никакого значения; ей было больно смотреть на его руки художника, сильные и выразительные, на мягкую темноту его волос, на изгиб губ, как у купидона, на цвет его глаз. То, как он двигался, его артистическая грация, то, что нашептывал ей Джулиан.

— Не знаю, — ответил он. — Я ничего не понял. Я бы понял это, я знаю, что понял бы, если не заклинание.

— Ты поднялся на этот костер ради него, — сказала она.

— Я знаю, я говорил тебе, это было похоже на инстинкт выживания, что-то, что я не мог контролировать. Но это не вопрос жизни и смерти. Это эмоции. И поэтому мой разум не будет их обрабатывать.

Эмоции могут быть вопросами жизни и смерти. Эмма указала на свой шкаф.

— Ты знаешь, почему я все это убрала?

Лоб Джулиана нахмурился.

— Ты покончила с этим, — сказал он. — Ты узнала, кто убил твоих родителей. Тебе это больше не нужно.

— Да и нет, наверное.

— Если все пройдет хорошо, надеюсь, Магнус сможет снять с меня заклятие завтра или послезавтра, — сказал Джулиан. — Зависит от того, как быстро лекарство сработает.

— Ты мог бы уже поговорить с ним об этом, — сказала Эмма, прислонившись к подоконнику рядом с Джулианом. Это напомнило ей о прошлых, лучших временах, когда они оба сидели на подоконнике и читали, или Джулиан рисовал, молча и довольствовался по часам. — Зачем ждать?

— Я не могу рассказать ему все это, — сказал Джулиан. — Я не могу показать ему, что я написал на руке — он захочет снять заклинание прямо сейчас, а он недостаточно силен. Это может убить его.

Эмма удивленно повернулась к нему. — Это сочувствие, Джулиан. Это ты понимаешь, что Магнус может чувствовать. Это хорошо, да?

— Может быть, — сказал он. — Есть кое-что, что я делаю, когда не уверен, как справиться с чем-то эмоциональным. Я пытаюсь представить, что бы ты сделала. Что бы ты приняла во внимание. Разговор с Таем прошел слишком быстро, чтобы я мог это сделать, но это действительно помогает.

— Что бы я сделала?

— Конечно, все рушится, когда я с тобой, — сказал он. — Я не могу представить, что ты хочешь, чтобы я делал с тобой или рядом с тобой. Я не могу видеть тебя твоими собственными глазами. Я даже не вижу себя твоими глазами. — Он легко коснулся ее обнаженной руки, где была парабатайская руна, обводя ее края.