Роман Савков - Не время для нежности [СИ]

— Тогда, если договоренность в силе, я могу идти… с чистой душой и легким сердцем.

— Идите.

Хлопнула входная дверь. А за мгновение до этого перед ней возникла белесая дымная фигура, и будто с укоризной погрозила указательным пальцем. Оставшись в одиночестве, Фибус вынул из кармана носовой платок и спешно протер крупные капли пота, выступившие на лбу и шее, как только к нему вошли, и по комнате разнесся густой запах лавандового масла.

Подбежал к светильникам и поочередно прибавил огонь в каждом. Вздохнув, упал в кресло. Посидел так немного, рассматривая мешочки с золотом опечатанные казенной сургучной печатью, потом бросился к окну в надежде рассмотреть пришельца.

Уже стемнело, двор казался непривычно пуст. По брусчатке, прочь от дома, к раскрытым настежь воротам шел одинокий среднего телосложения человек, отстукивая беспорядочную дробь на камнях короткой тростью. Сотни точно таких же прогуливались сейчас в отдалении.

Еще минута, и он слился с толпой. Высшие хорошо умеют прятаться среди людей. Никогда не узнаешь наперед — с кем предстоит иметь дело.

Первое, что пришло на ум Фибусу — его предали!

Выхватив из-под стола арбалет, он двинулся тяжелым шагом к двери. Досчитав до трех, откинул щеколду и в ярости толкнул полотно от себя.

«Арно, как же ты мог такое допустить? — думал он, бешено крутя зрачками по сторонам. — Ведь если бы не я — гнить тебе на том рыбацком судне до самой смерти! Неужто, данные Высшим деньги оказались сильнее моей почти отцовской любви?»

Хотелось скорой расправы. Ничто так не выводило его из себя, как неприкрытый укус за руку, с которой этот пес кормился долгие годы.

В коридоре, как ни странно, никого не оказалось. В соседних комнатах тоже. Запоздало пришло осознание — дверь-то была заперта! Опустив руку с арбалетом, но все еще настороже, он спустился на первый этаж. Тут тоже было непривычно тихо. Лишь с кухни доносились нестройные гитарные аккорды. На поверку это оказался холеный черный кот, любимец повара, гроза мышей и снующих в катакомбах склизких тварей. Он в наглую разлегся на столе, теребя вытянутыми лапами струны лакированного инструмента.

Более никого обнаружить не удалось — ни живого, ни даже мертвого. Дом был пуст, как выеденная расплодившимися личинками туша червя. И псы, урожденные в снегах и метелях дальнего севера — не переносившие дневную жару, но заступавшие на подмогу охране, как только ночь распустит над городом черные крылья, — и те куда-то исчезли.

Лишь в самом конце своего исследования Лориани догадался заглянуть в чулан рядом с пристройкой пневмопочты. В нос ударило лавандой — с непривычки Фибус пошатнулся, а потом разглядел в темноте небывалое.

Здесь собралась домашняя прислуга: Мартина, Гунар, Арно и другие. Вперемешку с охранниками они в неестественных позах лежали на голой остывающей земле, и мирно посапывали, досматривая десятый сон. Тут же, сбившись в углу шерстяной кучкой, вздрагивали во сне собаки.

Фибус опустил арбалет. Расстроенно покачав головой, принялся расталкивать всех ногами. В это время он думал о том, кому сможет поручить столь странное дело: была у него пара способных людей, которым он смог бы довериться. Оставалось лишь найти третьего…

Хотелось рыдать в голос. Просить милости, виниться в содеянном и биться головой об пол, только бы этот кошмар прекратился…

Во тьме, за плотной колючей мешковиной бродили неясные тени. Васер пытался считать их по голосам, но быстро сбивался, когда кто-то походя отвешивал ему тумака. Мгновенно становилось не до счета.

Хватая сырой воздух пересохшими губами, он сгибался пополам, если удар приходился под дых, и отдыхал так некоторое время. Иногда это помогало — истязателю наскучивало, и он отходил на безопасное, как казалось Лау, расстояние.

Потом открывалась дверь. Заходили и выходили люди, перешучиваясь о несерьезном. Кому-то казалось мало. Он приближался в пару шагов, отвешивал оплеуху, от которой начинало басовито гудеть в голове. Говорил что-то, долженствующее вразумить…

Иногда Васер распрямлялся, затравленно крутя головой. Забывшись, пытался освободить плотно связанные за спиной руки. Тонкая пеньковая веревка была затянута с душой — резала и натирала запястья. Еще пара часов истязаний и он перестанет чувствовать пальцы…

— Ослабьте вервь, — говорил он. — Руки скоро отсохнут. Как я работать буду…

— Тебе бы за судьбу дальнейшую побеспокоиться, а все тщишься члены свои защитить, — усмехалась одна тень.

— Да не дерзить, коль загнал себя в незавидное положение, — вторила другая.

— Без рук и жизнь не мила, — отвечал Васер. — Кому я нужен буду, калека юродивый.

— На паперти пойдешь стоять. Люди жалостливые таким поболе всего подают, не пропадешь.

— И много ль вы насобирали? Как посмотрю — о ней много знаете. Приходилось раньше бывать, не так ли? — говорил он, уже зная, чего ожидать.

К нему подходили и вновь били в живот: коротко и не сильно, но так, чтобы прочувствовал неприязнь, которую к нему испытывают собравшиеся в темнице люди. По внутренностям растекалась горячая режущая боль. Что-то повредили, ублюдки…

— Не перестарайся, — говорила первая тень. — Выворотню он живой нужен. С нас же спросит, если раньше времени на тот свет отправится.

— Пусть за языком следит, чучело. Я человек не гордый, но язык у него островат, укоротить бы не помешало.

— Все будет, — смеялись ему в ответ. — Дай только хозяин разберется.

Потом его били еще и отходили в сторону.

«Устали, наверное, — подумал Васер во время кратковременной паузы. — Сколько это будет продолжаться?»

Пальцы немеют. Вот-вот остановится кровоток — тогда он станет бесполезен, даже если его оправдают. Какого демона он вообще повелся на уговоры Бернарда? Сидел бы сейчас спокойно в доме, глядел не каменный сад, а шаловливая рука привычно ласкала бы бедро Роксаны…

Хлопнула дверь, кто-то вошел в помещение:

— Руки перевяжите ему, — сказал другой, хрипящий низкий голос. — А лучше вообще развяжите — некуда бежать. И мешок с головы пока снимите. Может и не живой он больше. Замучили парня до разбирательства…

— Да он первый начал. Когда пришли, сопротивляться стал. Думал окном уйти… Виноват, одним словом. Был бы не при чем, сидел бы на месте ровно.

— Знаю я вас, головорезов. Дурно парню от лиц ваших злобных стало, вот он и побежал. В переулке темном встретишь — недолго и помереть со страху.

— Ты бы полегче, Гунар. Я тебя уважаю, но за такие слова и в зуб не поленюсь засветить.

— Ну, так зачем же дело стало. Давай, я жду.

— Больно надо руки марать… И так вижу, что отделали тебя хорошенько. Гостье, что ль, твоя учтивость не по вкусу пришлась? Зубы-то все на месте?