Анна Семироль - Офелия [litres]

– Ты это давно? – спросил Питер, глядя, как Йон дрожащими пальцами выуживает сигарету.

– Нет. Стив не возражает.

Йонас прикуривал долго, извел несколько спичек, чертыхаясь и неуклюже затягиваясь. Питер молчал. Когда видишь, что другу плохо, как-то не до морали.

– Слушай, если ты не хочешь – не рассказывай, – предложил он. – Я тебя принимаю таким, какой ты есть. Честное слово.

Лу чихнул, поморщился от сигаретного дыма и заполз в оброненную бейсболку. Угнездился там, посмотрел на мальчишек и заворчал.

– Прости, – обратился к нему Йонас. – Вернемся в дом – дам тебе что-нибудь пожевать. Он вечно голодный. Представляешь, Пит?

Питер кивнул. Его не оставляло ощущение, что Йонас сейчас готов говорить что угодно. Кроме того, что решался рассказать.

– Ах-ха. Пит До Марса Долетит, только не уговаривай меня вернуться к тетке. Я там задыхаюсь.

– Я и не уговариваю. Я хотел тебя найти, Йон. Тебе решать, что дальше.

«Если ты не вернешься, мне придется с этим смириться. И с тем, что мы почти не будем видеться, – подумал Питер тоскливо. – Скорее всего, меня теперь под замок посадят. И велик отберут, и карманные деньги, чтобы я не мог уехать к тебе на автобусе».

– Пит, гляди веселее. Я буду приезжать поздно вечером. Если ты захочешь меня видеть, – подмигнул Йонас, стряхивая пепел с сигареты в мятую жестянку.

– Угу, – выдавил Питер и совсем поник.

Огонек сигареты тлел в полумраке. Йонас молчал, глядя под ноги. И Питер молчал тоже. Вся радость от встречи с другом отступила куда-то. Вперед вышла странная гнетущая тоска. Вроде и сделал все правильно, но от этого легче не стало. Как будто лекарство не помогло.

– Я с Офелией помирился, – неуверенно начал Питер. – Подумал над тем, что ты мне сказал, и сходил к ней. Ты был прав. Она не желает мне зла. Она была мне рада. Попросила, чтобы я ее погладил. Сама.

– Да ну? И как ощущения? – хмыкнул Йонас.

– Странные. Когда она меня под водой обхватила, мне было противно. Она такая мягкая, как медуза. И холодная. А когда я ее по голове погладил, мне было приятно. Будто погладили меня. Руки у нее действительно прохладные. Но не медузьи. Просто она мягче, чем мы. Йонас, она может передвигаться по суше?

– Не далеко. Речные русалки очень нежные. Веточки, камни ее сильно ранят. И вне воды ее собственный вес давит, – отвлеченно отозвался он и выкинул окурок под дождь.

– Расскажи мне еще о них. А я приеду домой и нарисую комикс.

Йонас усмехнулся тепло, но глаза остались грустными.

– Ах-ха, забились. Только лучше нарисуй не то, что я сейчас рассказывать буду. Ладно?

Питер пожал плечами: как хочешь, конечно. Йон подошел к краю кузова, вытянул руку. Капли разбивались об его узкую ладонь, и казалось, что это маленькие волшебные существа разбегаются от него, стремясь найти укрытие на земле.

– В одном неведомом нам мире жила-была русалка, – начал рассказывать Йонас, глядя на дождь. – Она была совсем юная, беленькая. Даже уши не окрасились еще. Ах-ха, она была речной. Неизвестно, где были ее мама и сестры, были ли у нее братья. Важно то, что река, которая служила ей домом, протекала по «пятну междумирья». И однажды пришли люди. Сперва одни: они смотрели на русалку издали, делали какие-то пометки в блокнотах. Ее не трогали – и она не боялась. Привыкла. Перестала прятаться. Играла с их детьми, которые тайком от взрослых пробирались смотреть на нее.

– Это была наша Офелия? – насторожился Питер.

– Нет. Это была не она. Но очень похожа. – Йонас помолчал немного и продолжил: – Все было хорошо. Люди приходили разные, их было много, русалка привыкла даже к тому, что ее фотографируют. Дети не боясь купались в ее реке. Приносили ей сладости, летом – яблоки. А потом пришли другие люди. Незнакомые, в одинаковой одежде. Они выловили русалку сетью, бросили в кузов машины и куда-то повезли. Русалка думала, что умрет. Все кругом гремело, тело сохло и болело, дышать с каждым вздохом становилось все тяжелее. Но она выжила. Ее привезли туда, где не было деревьев – только камни, свет и вода. Воды было мало, она не текла, а стояла между каменных белых берегов. День и ночь наступали, когда люди щелкали какой-то штукой. Солнца не было. Луны и звезд тоже.

Голос Йонаса звучал монотонно и глухо. Будто он зачитывал историю из книги. Питер слушал, не перебивая.

– А потом люди в одинаковой одежде принесли боль. На русалке резали платье, отхватывали целые ленты, оставляли ее голодной, вынимали из воды, заставляли трогать лед и огонь. Русалка перестала верить. Она забивалась на самое дно в углу бассейна, щелкала зубами, когда к ней приближались люди в одинаковой одежде. И больше не приплывала, когда приходили другие люди. Она болела, и главной ее болезнью были страх и постоянное ожидание боли. По ночам она смотрела в маленький прямоугольник в камне, через который было видно небо. Она мечтала о том, что воды станет больше и получится выбраться. И там, за камнем, среди которого ее содержали, будет река. И все пройдет. Но боли с каждым днем становилось больше, а надежды – меньше. Место надежды заняло отчаяние. Знаешь, Пит… Они сложнее нас устроены, оттудыши. И очень трудно словами передать, как и сколько они чувствуют.

Йонас повернулся, и Питер увидел, что щеки у него мокрые.

– Тысяча видов дождя, Пит. В нашем мире существует тысяча видов дождя. И здесь, на острове, девяносто пять видов ветра. У каждой реки свой вкус, каждый ручей поет свою песню. Растения дышат, мыслят, двигаются. А люди думают, что они венцы природы… Они думали, что ленты платья русалки – это просто одежда. И резали на ней платье…

Питер подошел к нему, желая утешить, но Йонас оттолкнул его назад, вглубь кузова.

– Нет, Пит. Тебе придется дослушать. После ты вряд ли захочешь ко мне приближаться.

– Не говори ерунды, – отозвался Питер; голос надломлено дрогнул. – Что же стало с русалкой?

– Ее убили. Она умерла бы сама, питаясь мороженой рыбой и задыхаясь в бассейне четыре на четыре метра. Она уже почти умерла, когда над водой склонился один из людей. Русалка до него дотянулась. Кровь была везде, даже на светильниках в потолке. Она его разорвала. Маленькая полумертвая русалка-девочка прокусила ему горло, оторвала руку и вырвала внутренности, выломав ребра и грудину.

Питера затошнило. «Господи, Йон, откуда ты это все знаешь?» – хотел спросить он, но не смог. Йонас прислонился спиной к металлическому каркасу, держащему брезент у входа. Дождь мигом промочил правый рукав его футболки, капли обгоняли друг друга, стекая по щеке. Глаза у мальчишки были застывшими и мертвыми.

– Она прожила еще несколько минут. Ее изрешетили из автомата. Ей почти не было больно. То, что осталось от человека и русалки, выловили из бассейна. Человека с почестями похоронили. Останки русалки сунули в мешок. Хотели сжечь, но среди сотрудников института нашелся фольклорист, который много знал о русалках по легендам. Одна из них гласила, что съеденная плоть русалки дарит бессмертие. На ужин фольклорист приготовил для своей семьи новое блюдо. Нежнейшее бело-розовое мясо, слегка отдающее рыбой.