Александр Гулий - Фамильяры Смерти [СИ]

— Послушай, я абсолютно уверен в том, что все закончится благополучно. Если бы я мог обратиться к кому-то еще, я бы непременно так и сделал. Да, звучит странно, но мне кажется, что все идет именно так, как и должно идти, — примирительным тоном произнес Стефан, не теряя надежды успокоить разбушевавшуюся девушку. — Более того, нет сомнений, что Гелла обязательно придумает, как нам всем выпутаться из этой ситуации. Никто ведь не знал, что все так сложится.

— О, конечно! — саркастически воскликнула Юля, размазывая по лицу слезы. — Гелла придумает! Гелла станцует самбу на канате, растянутом над преисподней, а потом скажет, что ей просто на чертей посмотреть захотелось, а танец был обязательным условием! Ей это в кайф, ей нравится рисковать всем, нравится пытаться прикоснуться неизвестному и объяснимому. И даже если ее там решат убить, она будет заливаться со смеху и говорить, что оно того стоило. Вот только я — не Гелла. Я ненавижу все это и не вижу смысла в том, чтобы распрощаться с жизнью, свободой или еще чем-то ради немыслимой загадки за гранью понимания. Ну за что ты свалился на мою голову? Я не хочу в этом участвовать, не хочу тебе помогать и быть убитой тоже не хочу! Короче, пропади оно все пропадом! Убирайся, Стефан! Проваливай к чертовой матери и больше никогда не появляйся в моей жизни со своими больными просьбами!

— То есть, тебе плевать, что я умру только потому, что однажды свершил ошибку и решил, что мелкая кража утешит мое самолюбие? Тебе все равно, что мой убийца никогда не будет призван к ответственности и не понесет наказания? Да, я знал, что прошу слишком много, и представить себе не мог, что все так обернется. Но я увидел реальный шанс изменить мир к лучшему, даже не смотря на то, что вероятно, скоро умру. Я решил, что неспроста оказался в твоем доме, что не просто так получил возможность попросить помощи у человека, чьи друзья обладают такими уникальными талантами. Но, кажется, я все-таки ошибся. Поверь, меньше всего на свете мне хотелось просить помощи у наивной дурочки, огражденной от темной части нашей жизни усердной заботой далеко не бедных родителей, но никто кроме тебя в этом городе меня не видит и не слышит. Только тебе безумные создания и странная парочка, которая занимается их уничтожением. Но, к сожалению, никто из них не горел желанием мне помочь.

— Вот только не надо мне теперь тут на жалость давить!

— На жалость? — злобно рыкнул Стефан. — Мне твоя жалость и даром не нужна, жалость тут не причем. Мои родители давно умерли, а тетя еле концы с концами сводит. Денег в нашей семье вряд ли хватит даже на то, чтобы срастить пару переломов, не говоря уж о лечении, которое мне нужно сейчас. Я надеялся, что, восторжествуй справедливость, ей будет не так обидно закапывать в землю последнего родственника, но, видно, не судьба. Прости, что доставил тебе столько хлопот, больше я тебя не побеспокою.

С этими словами Стефан вышел на улицу прямо через стену и, скрываясь от единственного человека, который мог его увидеть, впервые так горячо жалел, что явился не разноглазой девице с вагоном странностей и кучей подозрительных знакомых.

Спустя несколько часов петляний по городу в попытках перенести путаные объяснения вышеупомянутой особы о своем месте жительства на реальный мир, ноги сами принесли его к дому, где жила Гелла в нелепой надежде на помощь. Что-то, а вот так глупо и ничего не сделав, уходить из жизни Стефану не хотелось. Он никак не мог общаться с Геллой или кем-то другим, любая попытка повлиять на материальный мир высасывала из его тела остатки жизни, загоняя еще глубже в кому, но он мог бы оставить пару слов для своей тети. Как-то раз ему удалось пнуть камушек на улице, хотя это выбило его из сил на несколько часов и он чувствовал, как его физическое состояние ухудшилось. Но все же стоило попробовать нацарапать хотя бы короткое предложение. Даже если не подписать записку, Гелла поймет, кому она адресована. Вот только придумать гораздо легче, чем воплотить в жизнь.

— Знать бы, в каком подъезде она живет, — подумал Стефан, заворачивая за угол дома во двор, и внезапно увидел знакомую фигуру. Он стоял перед ближайшим подъездом, засунув руки в карманы брюк, и задумчиво смотрел куда-то наверх. Казалось, его совершенно не волнует холодная промозглость весенней ночи, и лишь легкий ветер отчаянно пытался забраться под тонкую синюю рубашку без рукавов и растрепать завязанные в хвост волосы.

— Ты ведь тот самый Александр? — спросил призрак, подходя ближе. — Ты ведь слышишь и видишь меня, верно?

Даже если это и было так, загадочный молодой человек ничем не показал этого, продолжая разглядывать нечто, видимое только ему. Тем не менее, Стефан продолжил:

— Я догадываюсь, кто ты, и совершенно не понимаю, что тебе нужно от этой девушки, но не мог бы ты передать ей мою просьбу? Пусть она как-то объяснит моей тете, что произошло и что со мной уже ничего не поделаешь.

Александр все так же молчал. Юноша какое-то время потоптался рядом и, окончательно уверившись в том, что ему померещилось, а сотрясенный мозг подсовывает картины, которые он сам хочет видеть, уже собрался уходить, но был остановлен голосом этого странного парня.

— Каждый живет в таком мире, каким его сам видит. И каждый взаимодействует с миром в рамках своего восприятия и воображения. Одни живут в царстве вечного уныния, другие днем и ночью сражаются в безжалостных гладиаторских боях, третьи никогда не покидают добровольного заточения в узилище, которое сами вокруг себя выстроили. Но есть и те, чье воображение безгранично. Им подвластно все, потому что они могут это представить. И до тех пор, пока их не одолеют сомнения, взращенные на просторах их фантазии другими людьми, они могу совершать невозможное. Я стою здесь и смотрю вон на те окна, думая, что там живет человек с невероятными мыслями и снами, и что он может сделать все что угодно, но не сделает, потому что этой ночью на просторах его фантазии кое-кто вырастит столь невероятные сомнения, что они погубят все его безграничные возможности.

На какое-то время Стефан впал в глубокую задумчивость, осмысливая услышанное, а когда очнулся от размышлений, радом уже никого не было.

Утро выдалось унылым и холодным. Промозглый ветер остервенело дул, сдирая с головы шляпу, а холодные капли дождя норовили затечь за воротник. Роман взглянул на затянутое свинцовыми тучами небо и тут же поморщился, когда тяжелая капля упала ему на нос. Больше всего ему хотелось собственными руками придушить того, кто совершает преступления в такую погоду, и лишь надежда на то, что таких субчиков ждет отдельная сковородка в аду, утешала его. Осень в этом году выдалась еще более кошмарная, чем обычно и молодой человек предпочел бы провести этот унылый день дома, но когда совершается преступление, желаниями следователей убойного отдела никто не интересуется. Особенно его желаниями. Многие сослуживцы до сих пор считали Романа наглым выскочкой, появившегося невесть откуда в чужой стране и претендующего на высокопоставленные должности и хорошую жизнь. Конечно, на самом деле все было далеко не так, но, как говориться, хочешь жить — умей вертеться, поэтому следователь отогнал прочь неуместные размышления и занялся работой. Он достиг края причала как раз тогда, когда криминалисты начали вылавливать тело убитой. Вне всяких сомнений, это их серийник, с первого взгляда было видно абсолютно идентичный почерк. Возможно, при жизни эта девушка была мила, возможно, пока она была еще жива в плену безумца, он сделал ее восхитительно красивой, но сейчас все это было уничтожено водой. Безжалостное речное течение превратило накрашенное лицо в жуткую маску, платье, зацепившись за железный штырь, торчавший в сваях пристани, продралось в нескольких местах, а волосы, раскинувшиеся по воде, подобно водорослям, слиплись тонкими мокрыми сосульками, стоило работникам поднять тело. Роман присел на корточки и принялся изучать жертву. Она была такая же, как и все предыдущие — молодая, не больше двадцати шести лет, милая и замужняя, о чем говорило надетое на палец обручальное кольцо. Как и всех предыдущих, ее задушили и бросили в реку.