Вероника Кунгурцева - Дольмен [litres]

Бабушка с внуком объелись груш, и Елена сварила огромную кастрюлю компота из этих диких терпких плодов, а также не созревших еще хорошенько яблок сорта «доктор Фиш». Ужинали опять на открытой веранде, на полу. Поликарп в этот раз ломаться не стал и один съел чуть не весь купленный в сельпо «сулугуни». Потом он, правда, сказал, что это – не сыр, да простят меня присутствующие. А вот настоящим сыром, который он сам делает, он надеется угостить их когда-нибудь. Или хотя бы одного из них… Потому что он чувствует: обстоятельства складываются таким образом, что, вполне возможно, им придется отправиться к нему в гости. Да, это вполне вероятно.

– А где он, ваш дом? – с подозрением спросил Саша, налегая на колбасу и пюре.

Бомж махнул рукой неопределенно, в сторону юго-востока:

– Там.

– Далеко? – не сдавался Александр.

– Далековато. Примерно четыре тысячи танцующих кругов.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – перевела Елена на доступный язык загадочные слова бомжа (наверно, перекружившегося в вальсе) и вздохнула, вспомнив про свою утраченную старость.

Бомж же закивал:

– Да-да-да! От многого знания много скорби, быстроногий.

Они втроем забрались на крышу богатырской хатки: Поликарп полулежал, опершись на локоть, Александр сидел, свесив ноги, а Елена в своем багряно-золотом венце стояла на коленях, – и все смотрели в небо, которое отсюда, с дольмена, казалось почему-то гораздо более близким, чем с земли. Звездное 3-Д полотно раскинулось над ними со своими серебряными созвездиями, Млечным Путем и тайными звездными тропами. Вспыхивала, как гроздь бриллиантов, Северная Корона, мигала звезда Алголь в созвездии Персея, и, видимая только антиподам, горела Альфа в созвездии Центавра.

Утром Елена проснулась мрачная, с дикой головной болью, будто с похмелья. Накануне венец из роз она спрятала в сундук, под тряпки Медеи, и, проснувшись, первым делом бросилась проверять, на месте ли он. Александр спал в соседней горнице, Поликарп, как обычно, дрых на крыше дольмена. Она не представляла, что делать с венцом, не с собой же его тащить, еще потеряешь или поломаешь ненароком, но и оставлять здесь сокровище тоже ведь нельзя! В конце концов она придумала: завязала венец в Медеин платок, положила тяжелый узел в целлофановый пакет, потом пакет сунула в другой пакет, а тот – еще в один, и закопала мешок с венцом в кадку, где рос столетник, пусть попробуют догадаться, где искать. Кадку со столетником занесли в дом, так же, как остальные воскресшие растения.

Поликарп сказал, что, прежде чем отправиться на поиски батюшки, им предстоит одно очень важное дело. Он даже не дал им позавтракать, велев Елене взять с собой ячменя в мешочке и немного соли, заткнул за мочальный пояс топор – и троица налегке двинулась в горы.

Оставив позади поселок и то спускаясь, то поднимаясь, чаще поднимаясь, путники, пройдя километров шесть, вышли на довольно ровное, травянистое место, с левого края которого тянулась косая, густо поросшая ожиной низина. Бомж, когда Саша в полный голос стал спрашивать «И что дальше?», принялся шикать и приложил палец к губам, кивая в сторону поля, обведенного цепью далеких гор, на том конце которого паслось облачное стадо овец. Александр пожал плечами, как бы говоря: ну и что? Ну, пасутся овцы, а нам-то что за дело? Елена тоже мало что понимала. Но она уже верила Поликарпу почти безоговорочно. Он знает, что делает… Александр мал еще ему указывать. Они стояли под сенью высоких буков, а подлесок из кустов боярышника, рододендрона и клекачки надежно скрывал их, даже гиганта-бомжа, так как кусты были три-четыре метра высотой. Поликарп зашептал:

– Ждите меня здесь. Не разговаривайте – ветер дует в ту сторону. Я скоро.

Сняв свою яркую клетчатую рубаху, он сунул ее Елене, топор вручил Александру и побежал вначале на четвереньках, стараясь держаться ближе к колючим кустам ожины, заросли которой доходили до самого стада, а после лег на землю и пополз по-пластунски, извиваясь всем своим громадным мускулистым телом в синих штанах.

Пастух, старый дед, сидел по ту сторону стада и читал газету. Бомж подполз уже к крайним овцам, передовой куст ожины скрывал его, наверное, он выбирал момент. «Может, там и Галактиона Хаштария овцы пасутся», – подумала Елена. Нет, стадо слишком большое: пластунские грузины не держали столько овец, теперь редко у кого есть овцы, говорил как-то Галактион. Видимо, это овцы шапсугов, чей аул находится по ту сторону гор, наверно, там, на их стороне, уже не осталось травы, и старик пригнал овец сюда. Вон на нем и папаха, каких грузины отродясь не носили. Тогда где-то здесь должен быть балаган, сооруженный шапсугом. Елена пригляделась и приметила на дальнем конце поля сплетенный из гибких прутьев фундука и накрытый буркой походный дом горца. А собаки?! Где-то рядом должны быть собаки! Бомж подполз к ногам пасущихся овец и, улучив момент, одним движением опрокинул на спину заблеявшее животное, остальные прянули в сторону. Взвалив овцу на плечи, Поликарп понесся прочь. Старик на том конце поля вскочил, побежал к балагану, но Поликарп, не успел пастух преодолеть и четверти пути, был уже здесь, рядом с бабушкой и внуком, под деревьями.

– Бегите, – заорал бомж, и они побежали.

Елена, оглянувшись, увидела: Поликарп бросил белорунную овцу на землю, достал из карманов пеньковые веревки, двумя движениями скрутил ими передние и задние ноги животного, опять забросил овцу себе на плечи и побежал следом. Овца подпрыгивала на его плечах и жалобно блеяла. Бомж, несмотря на заплечный груз, мигом догнал их. Раздался винтовочный выстрел, прозвучавший вхолостую. Потом собачий лай. Елена отстала от своих, она бежала по тропе, петлявшей под деревьями, среди низких, но таких колючих кустов иглицы, слыша за спиной дробный топоток собачьих лап. Не выдержав, она обернулась – и увидела в четырех шагах от себя двух громадных кавказских овчарок, готовых ринуться на нее. Поликарп, оглянувшись, тоже увидел псов и, не бросая своей добычи, в три прыжка подскочил к Елене и остановился, уставившись в собак своими черными очками. В этот момент и Александр с топором наперевес подбежал к овчаркам. Но вдруг разогнавшиеся псы, с лету едва не ткнувшись в ноги бомжа, стали как вкопанные и, заскулив, поджали хвосты и с жалобным воем бросились наутек, вон из лесу, обратно, к привычным запахам: овец, хозяина и травы.

– Они нас испугались! – захохотал Александр и взмахнул взблеснувшим топориком.

Теперь троица уже не бежала, а шла скорым шагом, и через какое-то время Поликарп остановился и положил овцу на землю. Деревья расступились, образовав полянку, место было чистое, не протягивала свои утыканные шипами лианы дротянка, похожая на колючую проволоку, не высовывали шипы ожина с иглицей. Поликарп присел перед связанной овцой на корточки и воскликнул: