Ольга Миклашевская - Люди под кожей [litres]

– Есть полчаса? – спрашивает она его.

Он кивает, и они отправляются в кафетерий на первом этаже высотки. Дарья здесь никогда не была, но Денис всегда хвалил местную еду. Говорил, сырники лучше местных она нигде не попробует. Дарья в ответ смеялась и дразнила его, дескать, вот чья еда тебе больше нравится, но она никогда не говорила это всерьез. Их отношения были слишком безоблачные, чтобы раздувать слонов из фруктовых мушек.

Очередная чашка чая опускается на белый стол. Дарья со Львом садятся у окна. Отсюда особенно хорошо видно спешащих по своим делам горожан, торопливо перепрыгивающих через лужи или, наоборот, с брызгами наступающих в самую середину.

– Тебе есть что мне рассказать? – спрашивает Лев.

Он спокоен, как обычно. Ведет себя, как старший брат, которого у Дарьи никогда не было, пусть на самом деле он гораздо младше нее.

– А тебе? – она с вызовом поднимает глаза.

– Справедливо, – соглашается Лев, – только вот я сам не до конца понимаю, что происходит.

– А ты попробуй, вдруг я пойму.

– Это сарказм или что?

– Или что, – отвечает Дарья голосом, который она обычно использует с провинившимися близнецами.

Лев беспокойно ерзает на стуле, а потом начинает:

– Кажется, я такой же, как ты.

– То же мне новость!

– Это тоже не сарказм?

– Сарказм, – сурово кивает Дарья. – И что, тоже убиваешь людей в супермаркетах?

– Тише, – просит Лев, слегка касаясь ее руки, – помни, что мы в общественном месте.

«И когда ты стал таким правильным?» – почти слетает с языка у Дарьи, но она с усилием сдерживает себя. Вспоминает это бледное лицо там, на Бородинском мосту, когда Лев больше походил на запуганного мальчишку, нежели на решительного мужчину.

Ей снова хочется его обнять, по-матерински прижать к груди и прошептать, что все будет хорошо. Ведь под этой новой маской все еще скрывается Лев, которого она знала раньше. Да что говорить, он тоже знает, какой она может быть: свирепой, страшной, сметающей все препятствия на своем пути.

– Нет, но мне кажется, что мои проблемы с памятью – это что-то большее, чем просто проблемы со здоровьем.

– Конечно, – со знанием дела кивает Дарья, – иначе тебя бы сюда на работу и не приняли. Так как, говоришь, ты сюда устроился?

Все складывается как нельзя хуже. Мало того что погода никак не наладится, так еще и Денис целый день не берет трубку. Временами Лиза нет-нет да отвлекается от дороги и посматривает на экран смартфона, чтобы проверить, не пропустила ли она входящий.

Она редко водит машину, хотя права получила едва ли не сразу после школы. Мать неодобрительно цокнула языком, когда увидела под окном коммуналки двойник машины, которую когда-то водила она сама. Без отца авто стало как-то без надобности, вот и продали за копейки, а куда деньги потом делись, никто и не помнит.

Наконец телефон оживает, и Лиза даже не сразу понимает, что происходит. Она судорожно цепляет на ухо гарнитуру, боясь, что любовник передумает.

– Ты где пропадаешь? – шипит она сквозь неплотно сжатые зубы.

Денис расслаблен и на провокации не ведется, впрочем, как и всегда. В каком-то смысле он похож на луковицу: плачет только тот, кто пытается снять с него все многочисленные маски и одежки, а ему самому – хоть бы хны.

На вопрос, конечно же, не отвечает.

– Знаешь, где Гатуринский монастырь? – неожиданно спрашивает он.

– Еще бы не знать, – хмыкает Лиза, – это все равно что диабетика спросить, где ближайшая аптека.

Столько нечистой силы, сколько там, нет ни в одном месте в Москве, а этот город, уж поверьте, притягивает все неживое, как магнит. Причина проста: когда-то давно на территории монастыря погиб пономарь, причем при исполнении. Скорее всего, зазевался или кто-то окликнул – а может, и недруг подкараулил – вот головой о здоровенный колокол и ударился.

Ман, конечно же, был тут как тут. Маны – это такие не видимые человеческому глазу сущности в белых колпаках, которые покорно следуют за всеми пономарями в ожидании несчастного случая. Очень редко, но такие все-таки происходят – и тогда терпеливые колокольные маны получают в свое распоряжение весь монастырь и через колокол теперь могут зазывать любую нечистую силу. В Гатуринском монастыре и шагу нельзя ступить, не наткнувшись на кого из Теней или мелких бесов. В каком-то смысле, Лизина родня, только вот ей с ними как-то не по себе – в такой компании невозможно забыть о своей истинной природе.

– Он как раз попадает в радиус, понимаешь? Перун там всех под ноль выжжет.

Лиза ежится. Вот так он и с ней поступит, когда ему надоест с ней играть. Щелкнет пальцами – и она рассыпется черным пеплом, разлетится по пыльному городу, смешается с тяжелым людским дыханием.

– Я рада.

– Скажи, да? – Он вроде бы разговаривает с ней, а сам где-то далеко-далеко, мысленно уже помогает придерживать ворота Беловодья. – Ты занята сегодня? Давай на нашем месте после восьми…

– Не могу, – резко перебивает Лиза, – появилось кое-какое дельце.

Там, по ту сторону реальности, Денис замирает, и становится понятно, что в этот момент у него в голове постепенно начинают крутиться шестеренки. Лиза как наяву видит его напряженную крепкую шею, сгустившиеся брови, едва заметно сжавшиеся губы. Микроизменения, которые делают его из простого смертного того, кем он является на самом деле.

– Не можешь. – Он не спрашивает – утверждает.

Ритмичное цоканье поворотника сопровождается сигналом от машины справа.

– Куда прешь, овца?! – слышит Лиза даже сквозь поднятое стекло. – Ишь, понакупали прав и катаются! Где твой хахаль, который тачку тебе купил?! Сама-то ни кожи, ни рожи…

Дальше слова растворяются в дорожном шуме, превращаются в отдельные звуки и мимолетные образы: вот пузатый мужчина в кепке торопливо вылезает из машины, вот его глаза удивленно расширяются, когда он понимает, что Лиза с ним никаких разговоров вести не собирается. Всего через мгновение она уже у следующего светофора.

– Да, – продолжает она прерванный невежливым водителем разговор, – буду занята весь вечер.

Между ними такое впервые: недомолвки, недосказанности, секреты . Она всегда была для него как открытая книга, а теперь он и заголовок может с трудом прочитать. Еще чуть-чуть – и он, как земные мужчины, будет не замечать ее, проходить мимо, рефлекторно окидывать взглядом среднестатистическое женское лицо и тут же забывать. По иронии судьбы Денис единственный, на кого Лиза всегда по-настоящему хотела произвести впечатление, и единственный, на кого сила материного кулона не действует. Он видит ее настоящую, и это дает ему ту власть, которую ни одна женщина не хочет давать ни одному мужчине.