Ольга Баумгертнер - Дозор с бульвара Капуцинов

Наверху пьедестала, державшего сорокашестиметровую Небесную сферу, была устроена громадная терраса. Сейчас на ней играл оркестр. Леонид узнал дирижера по снимку из газеты. Это был известный композитор Сен-Санс, а музыканты исполняли пьесу его сочинения. Однако слушать было некогда. Бернар потащил Леонида вместе с камерой в глубь сферы.

Александров полагал, что им нужно будет подняться на верхнюю смотровую площадку. К ней вела просторная крытая галерея, обвиваясь спиралью вокруг поверхности огромного шара, минуя фигуры звездных драконов и медведиц. Вот только Бернар упорно влек его к центру. Леонид спешил, и тем не менее вид главного аттракциона не мог не задерживать его шаг. Стереоскоп меркнул перед тем, что открывалось взгляду. Можно было легко догадаться, как много эманаций удивления и восторга сумел набрать месье анархист.

На внутренней поверхности сферы Галерон воссоздал едва ли не весь небесный свод. Каждое светило было подсвечено электричеством. Здесь были и Солнце, и Луна, и звезды, и планеты. Всякому придали тот цвет, каким награждает его человеческое зрение при взгляде через телескоп. И каждое небесное тело совершало движение по эклиптике с натуральной скоростью. Единственное отступление от естества было в том, что вопреки учению Коперника эта рукотворная вселенная оборачивалась вокруг Земли. Сама планета людей помещалась в центре всей конструкции в виде маленького глобуса около шести сажен в поперечнике. Этот глобус тоже не жил в покое, а совершал за сутки полный оборот вокруг своей оси. Луна, будучи в привилегированном положении над всеми светилами, тоже представляла собой маленький глобус, который обращался вокруг земного. На маленькой Земле же вполне можно было не только стоять, но и передвигаться по особым дорожкам и рассматривать не только карту небесного свода вверху, но и географические изображения под ногами. Несколько человек из публики, судя по всему, так и делали.

Бернар повлек Леонида именно к этому внутреннему глобусу. Подниматься туда нужно было по винтовой лестнице. Стараясь не задеть стальных конструкций камерой, Александров взобрался за ним.

И лишь стоя на поверхности малого глобуса, осознал истинное величие этой косморамы. Электрическое звездное небо было в восьми или девяти саженях над головой.

Всякое небесное тело обладало своей яркостью. Единственное волшебство, на какое оказалась не способна здешняя «фея электричества», – мерцание.

Леонид невольно залюбовался косморамой. По счастью, это продолжалось лишь секунду или две. Состояние поэтического восторга прервали слова Бернара, сказанные кому-то:

– Имею честь вам представить – месье Александрофф. Изобретатель из России. Большой знаток и практик Иного синематографа.

Удостоенный столь лестных эпитетов Леонид наконец-то увидел всю картину. На верхних мостках внутреннего глобуса собрались несколько зрителей. Все они были людьми… кроме одного. Иной разве что не светился изнутри. Даже Леониду не требовалось никаких приспособлений, чтобы понять – вот это и есть тот самый, с моста Александра III.

Поборник морали, так сказать.

– Если это провокация, то вы сами знаете… – слегка нервным тоном заявил анархист.

– Могу заверить, месье Александрофф – совершенно настоящий, – успокоил Бернар. – Вы можете, если пожелаете, применить к нему вашу магию. Месье Александрофф не станет возражать. Правда, Леон?

Русский сантинель кивнул, деловито устанавливая «Патэ» на штатив. Он не слишком вглядывался в неизвестного анархиста, но следил в некотором роде за окружающим космосом. Если взглянуть с малого глобуса вниз через тень от ресниц, можно было заметить, как много внизу скапливается фигур с разорванной аурой. В аурах по большей части преобладали светлые тона, но попадались и редкие темные.

Где-то там сейчас ходил неизвестный, похожий на Бриана как две капли воды, за ним по пятам шли Фрилинг и Жан, а под ногами сновал невидимый пес-фантом Хассо.

– Эта камера может запечатлеть Сумрак, месье. Ваши действия войдут в историю, – спокойно продолжал Бернар.

– Жаль, что нельзя сохранить и речь, – посетовал анархист.

– Картины со звуком демонстрирует месье Эдисон в другом павильоне, – неожиданно для себя заявил Леонид довольно строгим тоном. – Полагаю, не стоит вмешивать его в наше дело. Могу я начинать? Или вы должны подготовиться, месье?

Вопрос, кажется, поставил Светлого в тупик.

– Приступайте, – махнул тот наконец рукой. Было в этом махе что-то барское.

– Мы можем отпустить людей? – осторожно спросил Бернар.

Только сейчас Леонид догадался, что зрители на малом глобусе были заложниками. Вряд ли этот хлыщ угрожал им смертью. Но, по всему, примени он свое заклинание, едва ли не все добровольно бросились бы вниз.

И при этом шухарт оставался Светлым. Любопытно, что будет, если испробовать его чары на нем самом? Уйдет в Сумрак, как тот, из Дрездена, о котором рассказывал Фрилинг?

– Нет нужды, – подумав пару мгновений, решил шухарт. – Их все равно коснется.

– Вы можете гарантировать им жизнь, месье?

– Ровно настолько, насколько они могут гарантировать ее себе сами! По-вашему, это я столкнул того несчастного с моста?

– …И еще одного с эстакады. Впрочем, это, конечно, не вы лично. Так же как не вы толкнули воришку под омнибус. Или вызвали сердечный приступ у ажана.

– Ажан был взяточником. О воришке вы сказали сами. Их убили собственные пороки. Все, что я хочу сделать, – чтобы люди их осознали.

– Простите, может быть, вы все-таки назоветесь? Причинить вам ущерб магией не смогут ни Темные, ни Светлые.

– О да! – с некоторой долей самодовольства высказался тот, кто еще сам формально назывался Светлым. – Не только на этой выставке существуют изобретатели. Всего лишь несколько лет изучения старинных манускриптов и добавление к ним немногого из «Вестника научной магии»! Это новая совершенная защита, месье. Причинить мне вред не может ни один Иной! Ее нельзя пробить волшебством. Ровно так же, как нельзя поразить меня пулей, железом, тростью, электричеством или даже ударом боксера.

– Месье, как вас все же… – начал снова Бернар.

– Зовите меня Томá, – раздраженно бросил шухарт, который явно не любил, если его прерывали.

– Это имя или фамилия?

– Как пожелаете!

– Хорошо, месье Тома. Мы не в силах вас остановить. Но, может быть, мы сможем вас убедить. Светлые защищают всех, а Тьма защищает только сама себя. Толкнуть человека свести счеты с жизнью – это толкнуть его на бессмысленное бегство от своих бед. Пусть даже эти беды вызвал он сам! Вы толкаете их к отчаянию. Ко Тьме. И после этого вы говорите, что защищаете Свет?!

– Месье сантинель передергивает. Сегодня я применил средство не более десятка раз. Да, увы, три покойника на моей совести. Я обещаю применить то же самое к себе, когда сделаю дело. Если переживу это – значит Свет на моей стороне. Несколько человек вполне благополучно пережили встречу со своей совестью. Выставка подарила им то, что обещала. Просвещение.