Ольга Баумгертнер - Дозор с бульвара Капуцинов

«Нет, человеческая наука и печать еще не скоро достигнут такого», – подумал Александров. Не раньше, чем к Всемирной выставке примерно тысяча девятьсот двадцатого года.

Если Иные сумеют обуздать то, что выпустили сегодня.

– Вот места, где Эмпириум себя проявил. – На карте, повинуясь словам Градлона, засветились огоньки. – Как видим, все они где-то в границах выставки. Пока он еще хаотично мечется…

– То есть у него все же есть разум? – надавил тот, кого за немигающий взгляд прозвали Совиной Головой.

– Это уже не Бриан, Дункель. Если у него и есть какие-то мысли, нам их не понять. Как не понять нам тени ушедших. Возможно, Эмпириум желает одного – покоя. Или равновесия, как это ни странно… Только вокруг него постоянно возникают очаги Тьмы. Они сосредоточены именно здесь, в районе от Марсова поля до Эспланады Инвалидов. И его постоянно бросает от одного к другому. Может быть, со временем он сумел бы как-то обуздать себя. Но мы воспользуемся тем, что пока этого не случилось.

– Как ты собираешься это сделать? – вкрадчиво, но с ноткой нетерпения поинтересовался Дункель, захвативший главную роль в совещании.

– Сжечь Сумрак. Или временно выпить его до дна. Нет Сумрака – нет Света. Нет Света – нет Эмпириума.

Главные ворота, парадный вход на выставку с площади Согласия, были построены в модном стиле ар нуво.

Это чудо современной архитектуры официально называлось Порт Монументаль и целиком оправдывало свое название. Триумфальная арка, взметнувшаяся к небу на семнадцать саженей, представляла собой нечто вроде громадной сквозной беседки, открывающейся на три фасада широкими сводчатыми порталами. Спереди, со стороны площади Согласия, к арке были пристроены два полукружия-изгороди с высокими тонкими колоннами-«минаретами». Посетитель, входя снаружи, должен был очутиться под просторным ажурным куполом. Позади двух боковых арок открывалось целых пятьдесят восемь дверей на выставку, украшенных флагами. Они вполне могли пропустить все вместе до тысячи человек в минуту и около пятидесяти тысяч в час – и так, чтобы на входе еще успели проверить билеты.

Но сейчас ворота не пропускали никого. Нет, они вовсе не были закрыты.

Если стоять снаружи, можно было даже увидеть немало людей, прогуливающихся вдалеке за воротами: идущих по набережной Сены, переходящих по мосту Александра III, движущихся от Малого дворца к Большому и обратно.

Однако на самых подступах к воротам не было ни души. Как будто люди тщательно обходили это место. Случайный Иной не преминул бы отметить, что здесь наверняка потрудились его собратья.

Но случайных Иных близ ворот тоже не было, только неслучайные. Леониду снова выпала честь попасть в этот маленький круг избранных, и отнюдь не благодаря своим достоинствам, а всего лишь благодаря своей камере.

Почему-то сейчас, стоя за аппаратом и будучи готовым крутить рукоятку, он вспоминал ту страшную военную машину, которую сегодня в действии увидел в Трокадеро. Пулемет инженера Максима. Странным путем идет мысль у изобретателей. Кто-то думает, как запечатлеть движущиеся образы. Кто-то думает, как усовершенствовать орудие убийства – да, из самых лучших побуждений, на благо стране или даже всего мира, как мечталось господину Нобелю, открывшему динамит. Кто-то думает, как использовать это человеческое изобретение против магов, соединяя воедино древние легенды и передовые достижения технической мысли.

Это последнее сейчас и должно было явиться перед объективом.

Рядом с Леонидом перед воротами на выставку стояли Пресветлый и Претемный коннетабли Парижа, а кроме них – Великий Инквизитор Франции Морис де Робино, Дункель и еще несколько фигур в серых балахонах.

Вся их группа находилась недалеко от моста. С одной стороны, довольно близко от входной арки, с другой – на достаточно почтительном расстоянии. Морис вооружился биноклем. Градлон держал в руках небольшую подзорную трубу. Могло показаться, что они пристально рассматривают необыкновенное богатство и разнообразие украшений Порт Монументаль. Молодой архитектор Бинэ, создатель сего творения, едва ли не каждый квадратный дюйм покрыл каким-то зоологическим орнаментом: панцирями ящеров, чешуей рыб, оперением птиц. Но Леонид знал, на что в действительности направлены окуляры.

Под центральной аркой была установлена многострадальная друза Сен-Жермена.

Претемный коннетабль демонстративно приподнял котелок, вытер платком пот со лба, затем вытащил из жилетного кармана золотые часы Брегета. Откинулась крышка, прозвенела сладкозвучная мелодия.

– Месье… – одновременно проговорил Градлон.

Леонид, подчиняясь рефлексу, завертел рукоятку.

Нечто блеснуло в главных воротах. Почудилось, будто гигантский электрический карандаш вывел в воздухе геометрическую фигуру с острыми углами. Та распахнулась, подобно пространственному кошельку – именно такие странные сравнения приходили в голову Александрову.

Под аркой, над самой землей и неподалеку от друзы в раскрытом саквояже, открылся портал.

Из него вырвалась фигура неизвестного Иного. Видно было, что он только что бежал изо всех сил и стремглав прыгнул в сумеречный коридор, чтобы оказаться в этом месте.

Иной упал. Затем встал на ноги. Повернулся лицом к порталу и воздел руки.

В окуляр камеры Александрова были видны темные сполохи его ауры.

А из портала вырвался большой огненный шар. Субстанция походила на сгусток ослепительно-белого пламени, постоянно искрила, но при этом вела себя абсолютно бесшумно, не создавая никакого треска.

Темный держал руки перед собой, словно упирался в невидимую стену. По сути, он сам эту стену и создавал: напор чистой Силы, известный как «ля прессьон» или просто «пресс».

Ему пришли на подмогу. Из портала выскочил еще один Иной, за ним третий. Только в отличие от первого в Сумраке их ауры показывали Светлых.

Эти двое тоже подняли руки кверху. Нетрудно было догадаться, что странный отряд организовал ни много ни мало Круг Силы.

Через объектив своей камеры Леонид не мог видеть лиц. Впрочем, эти жесты он хорошо помнил: их использовали те двое, что боролись с Яковом Вилимовичем на галерее собора Парижской Богоматери. И тогда в ход шла невидимая стена. Теперь же круг втроем держали Ноэль Кастелен, он же Аноним из Нотр-Дам, его правая рука Дюран – второй Аноним, и Темный маг Бурдонэ.

– Господа, время! – Пресветлый коннетабль с хлопком закрыл подзорную трубу.

– Погоди! – велел стоящий рядом Дункель.

Идея принадлежала как раз ему: предложить схваченным заговорщикам в обмен на жизнь и прощение выступить наживкой для Эмпириума.

Разумеется, жизнь и прощение должны были наступить после Трибунала. Можно было также не особенно сомневаться, что и то и другое наступило бы исключительно в человеческом качестве, с лишением всех магических способностей и званий.