Мария Демидова - Катализатор

Город, поначалу завороживший незваного гостя своей новизной, постепенно начал разочаровывать. Стоило ли попадать в другой мир, чтобы убедиться, что он ничем не отличается от родного? С тем же успехом можно было куда-нибудь в Европу съездить. Если выбить из начальства отпуск, конечно. И ещё вопрос, что считать большим чудом — перемещение между мирами или этот самый отпуск.

И тут Виктор увидел их. Возле входа в высокое по местным меркам четырёхэтажное здание общались трое парней. Двое бурно о чём-то спорили, эмоционально размахивая руками, а третий слушал, то и дело вставляя в разговор короткие реплики. Он сидел прямо на ступеньках крыльца и подбрасывал на ладони мячик, по размеру похожий на теннисный. Это выглядело бы совершенно естественно, если бы предмет, оторвавшись от руки, не начинал выписывать замысловатые фигуры, игнорируя законы физики. Несколько раз мячик облетал вокруг спорщиков, зависал между ними, мельтешил перед глазами, отвлекая от разговора и ловко уворачиваясь от рук.

Виктор так внимательно следил за странным действом, пытаясь разгадать секрет фокуса, что едва не подскочил от неожиданности, услышав совсем рядом высокий мужской голос:

— Ох уж эти студенты… Вот ведь любители поискрить…

— Поискрить? — переспросил Виктор, оборачиваясь.

Низкорослый чуть седоватый мужчина средних лет смущённо улыбнулся:

— Ну да, повыпендриваться, полем похвастать без надобности… Извините, я думал, это выражение уже разошлось по всему Содружеству.

— Да… Возможно, — неуверенно ответил Виктор. — Простите, вы сказали «похвастать полем»…

Его собеседник мигом забыл о студентах. Устремлённый на журналиста взгляд заострился, стараясь проникнуть в самую глубину мыслей Виктора.

— А вы не местный, — констатировал мужчина. — Издалека прибыли?

— Да, пожалуй.

— А откуда, если не секрет?

Виктор колебался. С одной стороны, заявлять, что попал сюда из другого мира, не хотелось: психбольницы, вероятно, везде не слишком приятны. Но, с другой стороны, бесконечно бродить по чужому городу, не зная даже его названия, — тоже вариант не из лучших.

— Я не уверен, что моя родина существует на ваших картах, — осторожно ответил Виктор.

Собеседник ещё раз окинул его с ног до головы внимательным взглядом и вдруг просиял. Он дружески хлопнул журналиста по плечу и совсем уж неожиданно воскликнул:

— Добро пожаловать! Как же долго я вас ждал!

Случайный знакомый представился Барретом, тут же велел называть его Барри и выдал Виктору весьма эмоциональную тираду о том, как давно он надеялся встретить пришельца из смежного пространства, ведь внешние пространственно-временные континуумы — тема его диссертации, которую он из-за отсутствия эмпирического материала не может дописать больше пятнадцати лет. Слушая многословную речь, захлёбывавшуюся от переполнявших Барри эмоций, Виктор думал, что его спутник, похоже, и сам недалёк от попадания в какое-нибудь специализированное лечебное учреждение.

Впрочем, из рассказа учёного следовало, что существование параллельных миров для местных — вовсе не тайна, а объективная реальность. Вот только взаимодействие с ними с каких-то стародавних лохматых лет законодательно запрещено. А потому будет лучше, если о том, откуда прибыл Виктор, никто не узнает. Мало ли что… Интерес Барри был так силён, что учёный предложил потенциальному объекту исследования комнату в своей холостяцкой квартире и пообещал позаботиться обо всех необходимых расходах. Других вариантов у Виктора не было — пришлось соглашаться.

Судя по заявлению Барри о незаконности межпространственных взаимодействий, на возвращение домой особенно надеяться не стоило. По крайней мере, в обозримом будущем. Перспектива жить на содержании у чудаковатого учёного вдохновляла мало. Так что нужно было осваиваться в новых условиях. И чем скорее, тем лучше. Поэтому, дождавшись, когда восторженный поток откровений иссякнет, Виктор занялся тем, что хорошо научился делать за годы учёбы и работы. Он начал задавать вопросы.

Зимогорье оказалось маленьким городом, и чтобы добраться до находившегося на окраине жилища Барри, им понадобилось чуть больше получаса. Да и то лишь потому, что весь центр был вымощен булыжником или брусчаткой, и из общественного транспорта по нему ходили только трамвайчики, эффектно дополнявшие образ города, но отнюдь не скороходные. Постепенно выяснилось, что отсутствие машин объяснялось лишь неудобствами старинного дорожного покрытия. Стоило отдалиться от центра и выехать на асфальт, как на дорогах появился самый разный транспорт. Местная окраина Виктора приятно удивила — спальные районы Зимогорья были похожи на исторический центр его малой родины. Здесь встречались отдельные семи- и восьмиэтажные здания, которые Барри торжественно именовал высотками. В одной из них он и жил, очень гордясь видом из окна своего седьмого этажа.

По пути Виктор успел выведать у Баррета основную информацию о мире, в котором очутился. Новый знакомый рассказывал охотно, но некоторые вопросы поначалу ставили его в тупик — слишком очевидными казались ответы.

— То есть то, что творил тот парень, — это нормально? Ничего необычного? — допытывался Виктор.

— Ну да.

— И ты так можешь?

— Нет. У меня поля нет.

— Какого поля?

Учёный не сразу сообразил, как ответить.

— Ну… поле…

Как понял Виктор из путаных объяснений, поле было нематериальной, но неотъемлемой частью организма примерно половины местных жителей. Эта энергетическая субстанция позволяла людям воздействовать на окружающий мир. Проще говоря — колдовать. Здесь это слово тоже было в ходу, и обладателей поля иногда называли то магами, то колдунами. Хотя, по сути, их способности колдовством не являлись и подчинялись каким-то физическим законам. Впрочем, настолько сложным, что за столетия исследований в них так и не разобрались до конца.

Лишь подходя к дому Барри и читая очередной рекламный плакат (на окраине их было куда больше, чем в центре), Виктор неожиданно вспомнил, что так и не задал вопроса, который, казалось, должен был бы задать сразу:

— Слушай, Барри, а на каком языке мы с тобой разговариваем?

Учёный задумался, а потом с любопытством спросил:

— А как по-твоему?

— Лично я говорю на русском, — признался Виктор.

Барри восторженно округлил глаза:

— Первый раз о таком слышу!

В ответ на недоумённый взгляд он пустился в долгие рассуждения о природе межпространственных перемещений и о том, как миры сохраняют свою целостность.

— Ты — песчинка, понимаешь? — увлечённо вещал Барри. — Песчинка, попавшая в раковину моллюска. Выбросить тебя мир не может, поэтому он тебя как бы присваивает, обрабатывает, приспосабливает. То есть делает всё, чтобы ты легко вписался в окружающую среду, не выделялся и быстро стал её частью. И понимание языка — видимо, часть процесса. Это, конечно, только теории, но ты их пока подтверждаешь!