Франциска Вудворт - Страсть к вещам небезопасна [litres]

– А он мне нравится! – усмехнулся Хан.

– Собираешься увести его у моей сестры?

– Почему бы нет. Он же у меня ее увел.

– Хан, мне кажется, у тебя слишком ровные зубы.

– Завидуй молча! – продолжал зубоскалить тот.

Постепенно напряженная атмосфера рассеивалась. Берт не спешил делать выводы, понимая, что не все так однозначно. Телефонный звонок заставил его выругаться.

– Да, мам… Подъезжаете? Ждем.

Богдан с Ханом переглянулись.

– Насколько понимаю, тебя им представлять не стоит? – закончив разговор, поинтересовался Берт у Богдана.

– Мне лучше появиться на семейном ужине не в таком людном месте.

Было видно, что такой ответ офицера Рейна не удовлетворил, но появление притихшей Ирен отмело все вопросы.

– Как ты? – спросили они с Богданом практически в унисон.

– Жить буду.

– Долго и счастливо. Я тебе обещаю, – обнял ее Берт, и она прильнула к мужу, ища опору.

– Богдан, мне нужно с тобой поговорить, – произнес Хан. – Ирен, я его собираюсь похитить. Надолго не прощаемся, принцесса, – подмигнул ей.

До дома Кирилла я добралась бегом. Хотела и вместо лифта по лестнице подняться, но вовремя одумалась. Открывший дверь Ольховский сразу понял, что со мной не все в порядке.

– Что случилось? Да на тебе лица нет! – с беспокойством воскликнул он.

Вообще-то не лица, а лифчика. От этой мысли стало неестественно смешно, и я не стала сдерживаться, разразившись каким-то каркающим смехом. Если честно, это был смех сквозь слезы, только плакала я в это время внутри. После пережитого стресса меня стало потряхивать.

Ужас, чуть не изнасиловали в собственном доме!

– Да что с тобой?! – развернул меня к себе Кир, и я прильнула к нему, обняв за талию.

– С Кристофом встретилась. Еле ноги унесла, – пробубнила я, уткнувшись в теплую грудь.

– Опять тебя дома ждал? – начал закипать Ольховский. Не присущий ему в голосе металл заставил меня одуматься и взять себя в руки. Еще не хватало, чтобы побежал ко мне и устроил разборки.

– В гости пришел.

– Да ты вся дрожишь!

– Не откажусь от кофе… с коньяком, – ответила я, нехотя от него отстраняясь. Мне определенно нужно было расслабиться и привести нервы в порядок.

– Что он сделал?

Кир не двинулся с места и удержал меня, когда я хотела пройти мимо на кухню.

Перед глазами тут же пронеслись картины поцелуев и как пришлось терпеть, когда меня лапали. Интуитивно понимала, что об этом лучше молчать. Не потому, что Ольховский не так поймет или в чем-то обвинит. Просто тогда столкновение между ними двумя станет неизбежно, а мне на сегодня хватило выяснений отношений.

– Думаю, за мной следят. Кристоф откуда-то узнал, что я не ночевала дома, и о моем визите в отель ему тоже известно.

– Теперь ты убедилась, что они из Ордена? Я больше и на шаг тебя одну не отпущу!

Меня сжали в объятиях, но я была совсем не против.

Потом сидела на кухне, уютно устроившись на диванчике, поджав под себя ноги, а Кирилл отпаивал меня кофе, щедро сдобренным бейлисом. Пришлось рассказать о встрече с Кристофом, опустив часть с приставаниями. В таком пересказе получилось сухо и коротко. Призналась только в том, что сбежала от испанца, оставив его в квартире.

Кир пожурил, сказав, что лучше бы я ему позвонила и тянула время, а так только вызвала лишние подозрения. Оправдалась тем, что телефон был разряжен и я испугалась. Последнее – чистая правда, между прочим. Меня беспокоило, что Кристоф в отместку мог оставить включенными краны в ванной, но смелости идти проверять не было. Даже вместе с Кириллом. Если за домом следят, то только выдадим себя.

– Не нравится мне все это, – задумчиво произнес Кирилл. В глубине его глаз притаилось беспокойство. – Может, отдать им платок, чтобы оставили в покое?

– Что?! – удивилась я. Не ожидала такого.

– Этот Орден – та еще банда, и методы у них как у сицилийской мафии, но зачем нам этот платок? Ты же не думаешь серьезно отдать его Лебедевой? Ей родная бабка его не доверила. Она себя с платком быстро засветит, и в лучшем случае ее уберут тихо и без шума, а в худшем с пытками, если будет упираться.

В чем-то он был прав. Получив шейный платок, Сашка тут же начнет экспериментировать и использовать его по максимуму.

– Оставлять его у себя смысла нет, – продолжил рассуждать Кирилл. – Опасно, да и незачем. Использовать его я тебе не дам. Слишком большой вред он наносит здоровью, а тебе еще мне детей рожать.

– Чего?! – ахнула я, потрясенная планами на себя любимую.

– А что тебя удивляет? Хочешь заработать себе астму или еще какую болячку?

– С этим понятно. Ты рождение детей не хотел бы со мной сначала обсудить?

– Ты имеешь что-то против детей?

– Нет, но считаю разговоры об этом как-то преждевременными. Они должны рождаться в браке, а мы с тобой неделю только встречаемся.

– Серебрянская, ты мне с третьего класса нравишься, а с седьмого я тебя люблю, – хмыкнул Кирилл. – Неужели думаешь, мне нужно еще время, чтобы определиться, с кем я хочу быть в этой жизни? Что поделать – ты у нас тугодум и подслеповата, разглядела меня только сейчас.

Единым махом испортил всю романтику момента, и, уже расчувствовавшаяся, я резко захотела его прибить.

– Ольховский, мне тебя пожалеть, бедненького? – зашипела похлеще змеи, отставляя чашку.

– Лучше поцелуй. Даже не представляешь, сколько ты мне задолжала, – заявил самоуверенный наглец, потянув меня на себя.

– Нет, я тебя сейчас придушу! Подслеповатая, значит? – возмутилась я, стукнув его по плечу. – Тугодум? – еще один удар от души.

– Серебрянская, привыкай к мысли, что выйдешь за меня замуж и родишь пятерых детей. Это я тебя в известность ставлю, а то ты у нас слишком много думаешь, и мы и так много времени потеряли. – Кирилл без труда скрутил меня, пересадив к себе на колени. – Поженимся в ближайшее время, а вот первого ребенка родишь после окончания института. Не хочу, чтобы ты нервничала беременная на экзаменах и зачетах.

Как вытащенная из воды рыба, я хватала ртом воздух, не находя слов.

– Рад, что возражений не имеешь, – усмехнулся Кирилл, пока я пыхтела как ежик, и закрыл мне рот поцелуем. Несмотря на самоуверенность слов, нежным, бережным, сладким. В носу запершило. Я расслабилась и ответила, перестав вырываться. Какой же он дурак! Или я глупая, что столько лет не замечала его чувств?

Тема платка всплыла еще раз, когда я засела за изучение записей Веры Игнатьевны.

– Так что ты думаешь насчет передачи платка ЭТИМ? – выделил последнее слово Кирилл, подсаживаясь ко мне.

– И как ты себе это представляешь? Мне прийти и преподнести им его на тарелочке с голубой каемочкой?

– Зачем же так? Можно отправить посылкой, – не обратил внимания на мою иронию Кир.