Кассандра Клэр - Отбрасывая длинные тени

Сердце Захарии упало.

«Так тому и быть,» — сказал он. — « Джеймс и Люси ждут тебя в библиотеке. Они сделают все, что могут, чтобы тебе стало легче.»

Мэттью встал со стула, двигаясь, как будто он вдруг состарился в течение дня. Иногда расстояние, которое держали Безмолвные братья, приводило их к бесстрастному наблюдению, слишком далекому от жалости. Брат Захария знал, что пройдет много времени, прежде чем Мэттью Фэйрчайлду станет легче.

* * *

Библиотека в доме Мэттью была гораздо менее внушительной, любимой и обжитой, чем в Лондонском Институте, однако сегодня именно здесь был разожжен камин, и сидели в ожидании Эрондейлы. Мэттью прошел в комнату шаркающей походкой, словно с зимнего мороза, когда конечности замерзают настолько, что отказываются служить.

Джеймс и Люси обернулись, как по команде, словно ждали лишь его возвращения. Они сидели вплотную друг к другу на диванчике возле очага. В свете огня глаза Люси были такими же загадочными, как у брата, хотя и более светлого и яркого оттенка голубого, чем отцовские, напоминая сердцевину пламени, языками которого служил золотистый цвет глаз Джеймса.

Эти двое Эрондейлов были довольно странной парой: волчье лыко с шипами, выросшее в оранжерее нефилимов. Мэттью не смог бы любить их сильнее, чем сейчас, даже если бы захотел. Люси вскочила и подбежала к нему, протягивая руки навстречу.

Мэттью отшатнулся, с тупой болью осознавая, что больше не чувствует себя достойным ее прикосновений. Девушка бросила на него проницательный взгляд, а затем кивнула. Она всегда была понимающей, их милая Люси.

— Я оставлю вас вдвоем, — решительно заявила она, — можете разговаривать столько, сколько потребуется.

Она протянула руку, чтобы коснуться его, и Мэттью снова уклонился, заметив, что на этот раз обидел Люси, но она просто прошептала его имя и отступила. Он не мог рассказать девушке о том, что сделал, чтобы не видеть отвращения в ее взгляде, но с Джеймсом они были связаны, возможно, хоть у него получится понять.

Мэттью приблизился к камину, хотя каждый шаг давался ему с величайшим трудом. Как только он подошел достаточно близко, Джеймс протянул руку и схватил Мэттью за запястье, притянув вплотную к диванчику, а затем положил его ладонь себе на сердце и накрыл своей. Мэттью заглянул вглубь золотистого огня глаз Джеймса.

— Мэттью, — произнес Джеймс, его имя на уэльский манер и с акцентом, что служило верным признаком выражения симпатии. — Мне так жаль… Чем я могу помочь?

Он чувствовал, что не сможет продолжать жить, пока секрет огромным камнем давит на грудь. Если он кому-то и собирался поведать о нем, то это должен был быть его парабатай.

— Послушай, — начал он. — Вчера я тебе говорил об Аластаре Кастаирсе. Он оскорбил мою мать, назвав ее…

— Я понимаю, — произнес Джеймс, — ты не обязан мне рассказывать.

Мэттью прерывисто вдохнул, размышляя, сможет ли на самом деле Джеймс его понять.

— Я знаю о том, что они говорили про тетю Шарлотту, — с тихой яростью прошептал Джеймс. — Они и с моей матерью поступали также. Помнишь того мужчину, Огастуса Паунсиби? В прошлом году он дождался, пока мы не останемся наедине, и попытался оклеветать доброе имя матушки.

Легкая усмешка появилась у него на губах.

— Поэтому я зашвырнул его в реку.

Тетушка Тесса была чрезвычайно рада принимать в гостях Сумеречного охотника, припомнил Мэттью сквозь охватившее его онемение. Она даже выставила гербы всех семей на стенах Лондонского Института, чтобы приветствовать любого проезжающего мимо нефилима.

— Ты мне никогда об этом не рассказывал, — укорил Мэттью.

Но зато Джейми рассказывал сейчас. Том убедил его, что слова Аластара — ерунда. Если бы Мэттью расспросил отца о словах Аластера, то тот мог бы поведать ему о внучатой тете Мэтти, и, возможно, они бы даже посмеялись над абсолютно абсурдной идеей о том, что какой-то глупый озлобленный мальчишка смог заставить их обоих сомневаться в своей семье. Уголки рта Джейми слегка опустились.

— Ну ладно, знаю, что ты уже успел немало наслушаться обо мне и моем злополучном прошлом. Я не хочу быть невыносимым занудой и заставлять тебя думать, что ты заполучил невыгодную сделку, став моим парабатаем.

— Джейми, — выдохнул Мэттью уязвленно, будто получив удар под дых.

— Понимаю, как отвратительно вспоминать обо всех обидных словах, которые этот жалкий червяк Карстаирс сказал о твоей маме, — быстро продолжил Джеймс, — особенно когда она… не здорова. В следующий раз, когда встретимся с ним, надаем ему по шее. Что скажешь, Мэттью? Сделаем это вместе.

Все они: и отец с матерью Мэттью, и его брат, и даже парабатай — старались не обременять его проблемами, в то время как сам Мэттью лишь ходил везде с важным видом, считая себя самым умным и прекрасно справляющимся со всем самостоятельно.

Джеймс никогда бы не совершил того, что сделал Мэттью. И Кристофер с Томасом тоже. Они — преданные. Они — порядочные. Когда кто-то оскорбил маму Джейми, он лишь швырнул того в реку. Ладонь Мэттью лежала на льняной рубашке Джейми, ощущая ровное биение его верного сердца. Помедлив, Мэттью сжал ее в кулак. Он не мог ему признаться. Никогда не мог.

— Ну ладно, дружище, — сказал Мэттью, — значит, сделаем это вместе. Но мне бы хотелось сейчас побыть в одиночестве, хорошо?

Джеймс помедлил, но все же отстранился.

— Если ты действительно этого хочешь…

— Да, хочу, — ответил Мэттью, который никогда в своей жизни не хотел оставаться один, а теперь — в особенности.

Джеймс колебался еще несколько мгновений, но решил уважать желания Мэттью, поэтому наклонил голову и вышел, чтобы, как предположил Мэттью, найти сестру.

Они оба — хорошие, честные люди и должны быть вместе, успокаивая друг друга. Они заслужили утешение, в отличие от него.

После того, как Джеймс ушел, Мэттью больше не мог держаться на ногах и упал на четвереньки перед камином. Над огнем возвышалась статуя Джонатана Сумеречного Охотника, первого из Сумеречных Охотников, который молил об очищении всего мира ото зла. За его спиной парил ангел Разиэль, прилетевший, чтобы наделить его силой, способной одолеть тьму.

Первый из Сумеречных Охотников пока не замечал его, но стоял на ногах прочно, потому что вера его была крепка.

Мэттью отвернулся от света и пополз, как когда-то его отец полз по совсем другому полу в начале этого бесконечного дня, пока не забился в самый дальний и самый темный из углов в комнате. Он больше ни во что не верил. Он улегся щекой на холодный пол и запретил себе рыдать. Он знал: его нельзя простить.

* * *

Брату Захарии уже давным-давно было пора возвращаться в Город Костей.

Тесса стояла рядом с ним в коридоре и касалась его руки, пока он не ушел.