Галина Гончарова - Дар жизни [litres]

– Еще неизвестно, может, это вы с самого начала ошибку допустили, – прошипел задетый за живое золоченый пухлячок. Вот чего не понимаю… Третий лекарь на хорошем месте, и все не худенькие. А работать как? Потаскай-ка на себе пузцо, да побегай по больным… Куда и жирок денется? Или это только в Желтом городе так?

– Еще какую, – охотно согласилась я. – Мне бы костьми лечь, но парня не отдавать, он бы сейчас уже бегал вовсю. А я решила, что мать-то сына всяко сберечь постарается.

Баронесса, кажется, собралась возмутиться, но под моим взглядом умолкла, издав пару невразумительных писков.

– Идите отсюда, – вздохнула я. – Не путайтесь под руками. Так, а ты, – мой взгляд воткнулся в служанку, – тащишь мне сюда рукомойник, чайник с кипятком, стакан, сито. Буду настой готовить. Ложку, на худой конец соломинку – поить его будем.

– А я?.. – баронесса обрела голос.

– А вы занимайте господина лекаря, – окрысилась я. – Чтобы он тут не мешался с разговорами о своем величии!

Я полюбовалась на две ошалелые физиономии (неблагородно, но иначе и не скажешь, баронесса и лекарь сейчас были идеально похожи, как брат и сестра окуни: челюсть отпала, глаза вращаются и хлопают) и добила:

– Хорошо, что вечер. Госпожа баронесса, пошлите кого из слуг почестнее в мой домик, пусть говорят пришедшим людям, что госпожа Ветана на всю ночь осталась у больного. Авось к утру вашему сыну и полегче станет, смогу вернуться. А следующую ночь мне опять придется здесь ночевать.

– А… да, конечно!

– И служанку при мне оставьте. Две ночи в комнате холостого парня, да без свидетелей? Мне репутация дорога, я девушка честная!

Точку в диалоге поставила упавшая из рук служанки кружка.

Я могла просто сидеть рядом с парнем. Он поправился бы наверняка, но, во-первых, так было бы намного дольше, а во-вторых, лечат наложением рук только маги жизни. А я себя раскрывать не собираюсь, мне жить охота. Так что…

Сначала мы в четыре руки со служанкой обмазали беднягу разогревающей мазью. Потом растерли спину, кое-как накормили бульоном, перестелили постель, влили отвар…

Баронесса, к ее чести, не мешала. Под дверью расхаживала, руки заламывала, переживала и нервничала, но в комнату не врывалась и над душой не стояла. Лекарь попробовал вломиться, чтобы проследить за моими действиями, но тут я встала стеной. Либо я – либо он. И если он, так я сию же минуту разворачиваюсь и ухожу. А если я – пусть он не лезет. Он свое дело уже сделал, парня чуть не угробили, теперь не мешайте мне его из могилы тащить.

Часа через четыре жар немного спал. Я позвала баронессу, чтобы та убедилась: сын уже не бредит, а просто крепко и глубоко спит, – и посоветовала ей тоже отдохнуть. Силы ей еще понадобятся.

Баронесса, оказавшаяся не такой уж стервой, крепко сжала мою руку.

– Может, я посижу с вами?

– Госпожа баронесса, Сияющим клянусь, ничего с вашим сыном не случится. Хотите, расписку напишу: если он умрет, то и меня можете на плаху вести? – предложила я. Баронесса поглядела в мои честные, искренние глаза и не стала спорить.

– Госпожа Ветана, вы же позовете меня, если… если…

– Обязательно позову, если нам что-то понадобится, – заверила я, скромно замалчивая то, что не могла произнести женщина.

Вы же позовете меня попрощаться с умирающим сыном?!

Не позову.

Простите, умирания на сегодня отменяются. И на завтра – тоже. Но уши я мальчишке надрать посоветую. Лезешь в дуэль, так хоть фехтовать научись, дятел!

Лечила я ночью.

Что с мальчишкой, я отлично знала. Легкие находятся как бы в герметичном мешке, а грудную клетку выстилает второй мешок, вот их-то и повредила шпага неизвестного мне Реньи. Сами легкие тоже, но там рана заживет, а вот в мешке началось воспаление. Началось оно резко, моя сила перебороть его не смогла, а потом лекари еще и усугубили. Повязка непонятно с чем, ванны, свежий воздух – читай, сквозняк, – и все вспыхнуло. Так и сгорел бы сопляк в два дня, но баронесса все же вспомнила мои слова.

К часу ночи я так загоняла служанку, что бедная валилась с ног. И стоило мне предложить поспать по очереди, как та тут же провалилась в сон. Ладно-ладно. Если я и добавила ей в чай немножко сон-травы, так ведь из лучших побуждений? Пусть успокоится, расслабится.

А я задвинула щеколду на двери и присела рядом с мальчишкой. Его я не боялась вовсе. В таком состоянии, если он и проснется, все равно не поймет, что я там делаю. Так что… Пальцы рук заскользили над грудью юноши.

Я спокойна.

Я полностью спокойна. Я открываюсь миру. Моя сила невелика, но я – маг жизни, а мир есть жизнь. Вечная, великая, необъятная. Смерть и жизнь – две стороны монеты, и я сейчас на той стороне, где жизнь. Я собираю, я отдаю, я направляю силу, я всего лишь связующее звено между миром и одним из его детей.

Сила мира течет сквозь меня, и, повинуясь ей, я раскрываю ладони. Рой золотистых искорок следует за моими пальцами.

Все так, как я и думала. Вот тут шпага царапнула пищевод, потому и воспаление вспыхнуло резче, вот здесь она повредила мешок, в котором лежат легкие – плевру, – и пошло воспаление. И в полости скопился гной. Будем выцеживать и лечить.

Толстая игла-трубка уверенно скользнула в плоть юноши, со спины, сбоку от лопатки, проколола – и по ней хлынул гной. Крупными, дурно пахнущими каплями. И когда его столько набралось?

Парнишка на кровати глухо застонал, и я усилила воздействие. Гной просто брызнул из трубочки. Да, я понимаю. Больно, плохо, зато дышать сможешь. Своим даром мага я проверяла, есть ли что-то внутри.

Вот выдавились последние капли гноя. Теперь будет легче. Телу парня я помогу, с тем, что есть, он справится, а нового заражения не будет. В этот раз я вычистила все с гарантией. И раньше бы надо, да времени не дали.

Я вытащила иглу, проследила, чтобы легкое расправилось как надо, уверенно забинтовала мальчишке грудь, встряхнула пальцы – и положила одну руку на лоб парню.

Вот так.

Сила жизни хлынула из меня потоком.

Не моя личная, но мира. То, чем он щедро поделился со мной, то, что я до капли отдаю мальчишке. Жалко ведь дурачка! И мать его жалко, хоть она и стерва распоследняя!

Юноша затихает под моей рукой. Жар то усиливается, то спадает, у него начинается кашель – из легких вылетают те капли гноя и слизи, которые успели скопиться, я придерживаю бессознательное тело, чуть наклонив вперед, – и откашливание проходит достаточно легко. За дверью ни шума.

Вот и ладненько.

Еще примерно час уходит на то, чтобы влить парню (вот ведь странно, он старше меня, а я воспринимаю его как заведомо младшего?) лекарства, поменять белье на кровати, выпихнуть испачканное за дверь, пусть слуги убирают, а потом я придвигаю кресло вплотную к кровати, забираюсь в него с ногами, сворачиваюсь калачиком – и крепко беру юношу за руку.