Юлия Ламичева - Пастухи призраков

— Ты где шляешься?! — вопил Рома. Накал его страстей делал поднесение мобильника к уху опасным мероприятием. — Второй час не могу дозвониться!

— Я на работе, — шепнула в трубку Лена, забившаяся в самый дальний угол подсобки. — Прекрати орать, что опять случилось?

— У тебя там всё в порядке?

— Прямо вся танцую, до какой степени.

Лена задумалась. Скорее всего, волк Лидкиной семейке больше не грозит. Скорее всего. С другой стороны, возвращать в квартиру Ромку пока рано. Случай с Белочкой… в общем, Лена пока не чувствовала себя специалистом в области дрессировки трансцендентных волков.

— Ром, посиди немного у Лиды, только до завтра, на всякий случай. Пока.

В соседнем с подсобкой кабинете нагрянувший администратор Витя кого-то распекал, судя по запаху — Сашка. За стеной в примерочной мамаша убеждала дочку, что зад у той не толстый, а наоборот, ужасно стройная фигурка. Кажется, беруши ещё валяются в буфете, срочно найти! И ещё нужен насморк, но с этим проще — осень на носу.

— Ни фига! — пропела новая Лена. — В жопу осень, а магазин ещё дальше.

— Хотя бы ты заткнись, — взмолилась Лена прежняя.

— Сама заткнись, гнида. Я чувствую себя вооружённой, точно в каждом кармане по атомной бомбе, приготовься словить оргазм, насколько сумеешь, — я иду к Виктору в целях официально послать его туда же, куда и эту кисельную контору.

— Умница, сто раз проходили, только учти: новый фортель Виктор не простит, придётся другое место искать, иначе что мы будем жрать? Жрать что мы будем, я спрашиваю?! Я чувствую себя человеком, который по ночам растворяется в зелёной луже с хаттифнаттами, всасывает дохлых волков, имеет на руках трёхлетнего ребёнка плюс собака с гипотиреозом, страдает дерматитом и дурной наследственностью, а вчера получил приглашение от папы на его собственные похороны. Ой, забыла, прямо сейчас у меня припадок раздвоения личности, и моя вторая половина собирается оставить нас без бабла.

— Серёга всё удивлялся, насколько твои лузерские телеги искажают реальность, — прошипела новая Лена, — и, что ужасно, не только твою. Смешно, но он — единственный человек на свете, которому ты реально помогла: со страху аж до Индии от тебя удрал, сам бы вряд ли собрался.

— Надеюсь, страдает сейчас геморроем в каком-нибудь сарае на берегу океана, — рыкнула прежняя Лена.

Лена новая пожала плечами.

— Даже если так. Мечту он, по крайней мере, сбыл, в отличие от тебя, хотя перечень твоих геморроев пора издавать на рулонах туалетной бумаги в качестве чтения на ночь.

— Ну нет у меня мечт! — выкрикнула вслух прежняя Лена.

— Твоя реакция на жизнь заключается в геморроях. Возвращаясь к папе. Он как раз советовал не ходить ни на какие похороны, а заняться вместо этого своей жизнью. Оставь папу в покое! Мало он с тобой возился, надо, чтобы вечно? Сменил человек обстановку, имеет право и, по-моему, нормально себя чувствует. Предупреждаю: вздумаешь ехать крышей, скормлю волку. До тебя ещё не допёрло, с чего волк к тебе прилип? Да он сверхъестественной падалью питается, так что ты в самом его вкусе.

— Ты каждый раз мило забываешь, что ты — это я, — напомнила прежняя Лена.

— Не-а! У меня мечты, пошла сбывать.

Ленино тело вскочило, вздёрнутое новой Леной за шиворот так резко, что на мгновение ноги оторвались от земли. В подсобку заглянула Наташа.

— Лена? Ты одна? Мне показалось, я слышала разговор.

— Ага, показалось.

— А мне показалось, что ты говоришь по телефону. Ты у нас на привилегированном положении, но…

Лены переглянулись.

— Наташ, а не отправиться ли тебе в жопу?! — радостно спросили они хором.

— Мама, ты — Иван-Царевич! — веселилась Нюся, летя за Леной воздушным шариком (в пижаме).

— Елена Прекрасная.

— У Елены Прекрасной косички. Можно я тоже на волке покатаюсь? Ну пожалуйста!

— Ты же его боишься?

Мотнув головой, Нюся втиснулась между Леной и мохнатой шеей.

— Теперь я — прекрасная! Давай играть, что я — Елена, а ты — царевич?

Вдруг она замолчала, теребя волчью шкуру рядом со связавшим Лену и зверя шнурком, брошенным через загривок, точно уздечка. Поднесла пальчик, готовая дотронуться, отдёрнула и снова поднесла. Лена забеспокоилась.

— Ты чего, ребёнок? Я же просила выйти из бани и не подглядывать!

— Мам, тут всё равно всё видно.

— Это была ненастоящая девочка, настоящая бы плакала и убегала, когда волк её ел.

— Знаю, — равнодушно кивнула Нюся, поёрзала на волке и повернула к Лене встревоженное личико. Голос её дрогнул:

— Мам, если верёвочка порвётся, ты опять начнёшь таять?

У Лены отлегло от сердца: кормление волка ребёнком может вызвать в другом ребёнке фобию или травму детства, даже если процесс обошёлся без натуралистических подробностей (больше всего это напоминало натягивание удава на кролика, да и призрак Анны не возражал). С другой стороны, сторожить сумку больше не надо, на фига засорять астрал остатками родственников не при делах? Вселится в какого-нибудь алкаша, и станет ему белочка с осложнениями, что-то такое было в Серёгиных книжках. Пусть лучше Лидка порадуется — вот кого Анна конкретно достала. Если б Лене мешали смотреть мультики с девяти лет…

Взяв шнур, Лена ощутила его щекотанием в пальцах и сильно дёрнула раз-другой. В груди тоже защекотало.

— Не порвётся, жутко прочная хрень, Фанту выдержит.

— Мам, можно я?

— Валяй. Убедилась? Так что вопрос моего таяния считаем закрытым.

— И нам с дядей Ваней больше не надо ловить тебя из речки?

— Не-а.

— Мам, а зачем ты кормила волка девочкой? — спросила Нюся, достаточно успокоенная, чтобы предлагать новые вопросы.

— Ну… Фанта ест корм, а волк…

— …ненастоящих девочек. Мы их каждую ночь ловить будем?

— На самом деле там была не девочка. Понимаешь, когда закапывают клад, с ним иногда кладут…

— …покойника, чтобы сторожил. Ты рассказывала. Волк ест покойников. Здорово, у нас рядом кладбище. Мам, а покойники дорогие или бесплатные?

«Уф», — выдохнула Лена. Как же тяжко объяснять ребёнку вещи, которые сама не понимаешь. Ну и ладно, «покойники» — довольно точное определение диеты волка.

— Мне тоже так показалось, — согласился Иннокентий. — Прежде, чем ты начнёшь трепыхать крыльями, я бы хотел…

— Не начну, — перебила новая Лена. — Всё в порядке, папа.

Иннокентий замер в её крови, приглядываясь или принюхиваясь. Не каждый может похвастаться, что по его венам растекается собственный отец. Лена не была уверена, что это подходящий повод для хвастовства, да и с кровью, пожалуй, не совсем точное сравнение, только описать свои ощущения иначе у неё не получалось.

— Насчёт урн не беспокойся, прах меня не прикалывает: хранили уже, теперь имеем, — она потрепала волчное ухо.