Юлия Ламичева - Пастухи призраков

— Догадываюсь: Фанта рыкнула на Белочку. Всё, я — спать!

— Если бы ты меньше пил и ёрничал, Димочка, Алёна, возможно, не ушла бы. И с работой. У Славика фирма, Костик в Америке, да и другие ребята…

— Мам, ну почему всегда на ночь?! Со Славкиными родителями и я бы фирму открыл, а Костян — так все евреи в Америку прут, слюнтяй с чугунной задницей!

— Нравится тренировать деток — тренируй, но ты же задаром группу ведёшь, а у бабули протез изо рта вываливается…

Схватив подставку с собачьими мисками, Дима впихнул Кешу в комнату и запер дверь. Теперь мать ляжет и примется рыдать. Тихо, чтоб не разбудить бабушку, но ту танком не прошибёшь, а Диме слышно. Ух, застрелиться!

— Нина Павловна, а на носу и на щеке у неё что?

Соседка справа Нина Павловна была бабка сильная и смелая, но в целом соответствовала следующему описанию: «Недостаточность функции щитовидной железы у взрослого человека ведёт к развитию микседемы (слизистый отёк). При этом заболевании снижается обмен веществ и температура тела, масса тела увеличивается, появляются отёчность, одутловатость лица и нарушается психика».

— С котиком игралася, — выставив верхний из трёх подбородков, ответила Нина Павловна. — Лен, чего-то она мелкая какая, и зубиков два всего. Ты возраст ей точно не путаешь? Полтора года, а не ходит. Сказала б подруге, чтобы доктору девочку показать.

Основательно перепачканный кашей и шерстью из котика предмет разговора сидел на тахте, бросая на Нину Павловну и Лену полные недоверия взгляды. Глубокая царапина от уха до глаза прорезала в диатезе идеальную дугу, придавая личику инфернальную мрачность. У мамашиного третьего мужа дяди Вали, театрального художника и любителя Востока, по всей квартире висели японские гравюры. Изображались там страшные и беспредельные вещи вроде голодных духов, потрошивших крестьян. Особенно пугала одиннадцатилетнюю Лену ведьма — смуглая до черноты, косоглазая, с под корень выстриженной чёлкой и двумя торчащими зубами. Это была копия с древнеяпонского авторитета по ужасам, выполненная лично дядей Валей на чёрной доске, висела она над диваном, на котором скончалась дяди-Валина мать и спала Лена, считавшая ведьму портретом покойной (всё вместе доставляло массу приколов по ночам). Так вот кого ей всё время напоминала Нюся! Лена впервые почувствовала к ребёнку нечто вроде смутной симпатии.

— Обязательно скажу, Нина Павловна.

Лена старалась дышать ртом — в Нининой квартире преобладали ароматы котика и собственных Нининых тошнотворных лекарств.

— Скажи-скажи, ну как дурочка, пускай полечат. Мои оба в шесть месяцев бегали, в полтора года болтали вовсю, а эта только жрёт да рыкает, аж котик писяется. Второй день с ней сижу, так сердце уже колотит.

Гы, любимая песня мамаши, что сестрёнка Лидочка в год шпарила Пушкина наизусть под восхищённые взгляды. Ерунда — Пушкин, но что правда, то правда — до Лидочки Нюсе как до звезды ползком. Лидочка была картиночным младенцем: розовенькая, в кудряшках, ямочки на положенных местах, и, что важно, не орала. Одно время Лена серьёзно подозревала, что мать с дядей Валей подрезали Лидочке голосовые связки, потому что главным мамашиным воспоминанием о Ленином младенчестве был непрерывный ор. Ну и болезни, разумеется. Лидочка не болела совсем. Не девочка, мечта. Оставалось удивляться, как такой ангелочек привил Лене столь прочную ненависть к детям. Лена посмотрела на Нюсю. Бывают дети, которых с первого взгляда хочется куда-то сбагрить. Лена была именно таким ребёнком. Новый прилив симпатии к Нюсе.

— Ну, управилась? Денег-то дали? — строго осведомилась Нина Павловна.

— Всё хорошо, с сегодняшнего дня я в отпуске. Возьмите, пожалуйста.

— Ай, спасибо!

Нина Павловна поднялась, колыхнув телесами и порадовав ноздри Лены сложным коктейлем аптечно-кухонных запахов. Несколько Лениных бумажек исчезли в кармане Нининого халата.

— Котик совсем измотал! Я его в таз с холодной водой кунаю-кунаю, а он кошечку просит, квартиру протушил, проклятый. Хорошо, на кастрацию скидки пенсионерам в нашей лечебнице. Ты обращайся, коли отъехать надо. Чужого ребёнка не каждая возьмёт, такая обуза. А уж жрёт — прям с голодного краю! Проверь, нет ли у ней глистиков.

— До свидания, Нина Павловна, — сказала Лена, глядя в бок. — Вы меня очень выручили.

Взятая на руки обуза взвыла так, что Лена едва её не выронила. Стоит прикупить беруши.

— О тебе ходят жуткие слухи! — с удовольствием поведал Димка. — Что за… а, вот, теперь порядок. Винты неродные, поэтому прыгать не стоит, в остальном нормальная кроватка, матрас ортопедический.

Лена с Нюсей глазели на новую Нюсину кроватку (в прошлом старую кроватку Диминого сына). Свирепо поджав губу, Нюся поползла исследовать незнакомую хрень. Встала, держась за перила. Оглянулась на Лену, издала утробный рык и сунула в рот отвёртку. Удивляясь глубине детской глотки, Лена изъяла инструмент, заменив пустой пластиковой бутылкой (в игрушках отмечался приметный недостаток). От Нюсиного вопля Дима содрогнулся, а Фанта, укоризненно поджав обрубок, удалилась на кухню. Лена вынесла ребёнка в соседнюю комнату, где и закрыла. Вопли стихли.

— Сработало, — удовлетворённо констатировала Лена. — Понимаешь, её можно заткнуть, только изолировав в пустой комнате. Надеюсь, скоро выработается условный рефлекс.

— Это как? Будет сама себя закрывать? — поинтересовался Дима.

— Хотя бы. Ну, или орать перестанет.

Лена открыла дверь, Нюся, как ни в чём не бывало, поползла к кроватке.

— А ты уверена, что это педагогично?

— Нет. Но беруши не помогают, а если слушать ор по нескольку раз в час, я свихнусь и выкину её в окно. Вряд ли это будет педагогичней. В интернете предлагают обнимать, пока не замолчит, но от этого она ещё громче орёт, плюс лягается как хорошая лошадь. Ещё предлагают отвлекать и развлекать. Прикинь, ты начнёшь развлекать Кешу, едва он поднимет брёх на весь дом. Ага, закрепишь положительным подкреплением негативное поведение, сам охренеешь, в конце концов, разорёшься и выпорешь. При этом собак так и не поймёт, почему поощряли, а теперь за это же самое порют. Странное что-то в интернете с педагогикой, по дрессировке гораздо больше годных рекомендаций.

— У тебя слишком собачий подход! — возмутился Дима, отодвигая ногу от Нюси, пытавшейся грызть его тапок.

Лена пожала плечами.

— На данном этапе Нюся куда ближе к Кеше, чем к человеку.

Правда заключалась в том, что педагогика и детская психика слабо занимали Лену, которой было не до жиру, потому что вопли раздражали зверски, а контролировать себя каждую секунду утомительно. Лена ни разу не применяла к Нюсе способности : стоит начать, и фиг остановишься. Это как с поркой — может сделаться единственным аргументом попросту в силу привычки обеих сторон, среди собачников полно примеров, да и среди родителей не меньше. Однако устала Лена ужасно, а ничто так не вредит самоконтролю, как усталость, конца которой не видно. Несколько алкашей возле супермаркета крепко расшиблись об стены после особо показательных Нюсиных выступлений, а от метро в панике эвакуировалась свора собак, не боявшаяся ни яду, ни отстрела. Положим, свору давно пора было пугнуть, но старичка-соседа действительно жаль: мыл памятник Волге на весеннем солнышке перед подъездом, и вдруг ни с того, ни с сего надел себе на голову ведро грязной воды. Гадость какая глупая! Плевать, короче, на педагогику — всеобщая безопасность требовала ввести Нюсю в как можно менее раздражающие рамки, и как можно скорей.