Аня Сокол - На неведомых тропинках. Сквозь чащу

- Ты не допрашивал себя.

- Мы это уже выяснили.

- Ты не допрашивал Михара, только не истинного жителя этого мира, - я поймала взгляд черных глаз, страха попасть в их плен больше не было. Плен это не навсегда. - Ты не допрашивал ветра - охотника, у него иммунитет к любой магии кроме собственной. Продолжать?

- Все-таки умная, - он издевательски склонил голову.

- Кто еще? Старик? Не то чтобы он тебе не по зубам, но он силен и он главный на стежке, представитель воли седого. Кто позволит тебе допрашивать остальных без свидетелей? Нет, уверена, он стоял за твоим плечом, как тогда, когда ты работал со мной. Иначе какой толк от допроса? Всего лишь твое слово против чужого.

Он отсалютовал мне ладонью, словно я сказала нечто замечательное, стоя на холодном весеннем ветру рядом со сплошным, навевающем тоску, каменным забором.

- Нас допрашивал Седой лично. И поверь, никто из нас не держал губы сомкнутыми.

- Быстро ты согласился... Был кто-то еще? - спросила я вглядываясь в широкоскулое лицо, было что-то в голосе сказочника, что выдавало неприязнь, не ко мне, а к словам которые произносила.

За спиной раздался похабный свист, надо полагать нас заметили. Свист сменила витиеватая ругань.

- Кто-то, - повторила я, - Алексий? Тина? Арсений? Нет? - имена падали, как камешки в воду и по поверхности расходились круги, и по этим кругам я понимала что промахнулась, по лучикам морщинкам у глаз, по дрогнувшим губам, по прикрытым векам. Я читала баюна, как открытую книгу, а он и не думал скрываться. Не то имя, и снова не то. Имена, маски, лица.

- Пашка?

Он не отреагировал, совсем. И это отсутствие реакции хлестнуло меня подобно плети, - Пашка? - повторила я.

"Тебя ищет Пашка. Звонить, отказывается. Требует лично"

- Я допрашивал чешуйчатую девку.

- Да, - в этот раз он не врал, - Но что-то было не так, как с остальными. Поэтому она сейчас психует на стежке. Ты не мог облажаться, а что мог? - я словно не видела растекающихся чернильными кляксами зрачки напротив, - Допрос был, но до конца ли?

- Второй уровень. Всего лишь второй.

- Девушка, - позвали из-за спины, - Вы заблудились? - нормальный вопрос, если бы только не мат и эпитеты рабочих.

- Почему? Пожалел? - я продолжала смотреть на сказочника, - Твоя сила знает, что такое сострадание? Или ее чешуя блестела так ярко, что ты не смог отвести глаз?

- Сказок наслушалась что ли? - он был насмешлив и ироничен, как всегда, вот только запах неуверенности... - Я не успел. Просто не успел. На любой разговор нужно время. А нас вызвали пред светлейшие очи. И поверь, она тоже не молчала, когда Седой спрашивал. Хозяину отвечают все или умирают.

Не знаю почему, но эта фраза резанула меня, словно лезвием. Казалось, что еще чуть-чуть и я все станет ясно, факты легко встанут на свои места, и мне останется только удивляться, что эта простота не бросилась в глаза раньше.

- Именно так, - согласилась я, - Тебе не чем больше торговаться, - и я сделала шаг назад.

Несколько сантиметров под его напряженным взглядом. Судьбоносное движение, или я тогда так думала. Коричневый ботинок опустился на мягкую проминающуюся землю. Освященную землю. И...

Ничего. Бог, если он и существовал когда-то, не отреагировал на святотатство. Зрачки сказочника расширились, почти слившись с радужкой, словно вокруг была темнота, ноздри раздулись, вбирая чужой незнакомый запах.

- Я могу вам помочь? - спросил голос из-за спины, и я повернулась.

Черная сутана сидела на подошедшем мужчине чуть кривовато, правый края то и дело задевал землю и уже успел набрякнуть весенней влагой. Он священника пахло... ничем. Вернее...

- Девушка? Вам помочь?

- А вы хотите? - вопросом на вопрос ответила я, спиной чувствуя жадный взгляд Лённика, но не торопясь оседать на землю.

- Главное хотите ли этого вы.

- Я ищу одного человека.

- Обычно здесь ищут другое, - его взгляд скользнул поверх моего плеча.

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, Ленника уже не было на прежнем месте. Он ушел быстро и тихо, еще до того как священник поднял глаза. Скользнул правее, туда где стена вплотную подходила к сухим зарослям. Я все еще чувствовала его запах, слышала дыхание и сердце. И знала, что он слышит мои.

- Бога?

- Скорее утешение. Вы верите? - спросил священник.

- В бога? Наверное, - я пожала плечами, - Должен же был кто-то создать мир, Святых, людей и нелюдей. А может, он был не один?

- "Я Господь, Бог твой ... да не будет у тебя других богов пред лицем Моим".

- Санек, канай сюда, нечо с лярвой там балакать...

- Первая заповедь, - священник дернул щекой и посторонился, пропуская меня вперед. Обычный жест обычного мужчины.

Я слышала, как Ленник потоптался на месте и переместился левее, заходя за часовню с другой стороны.

- Все любят абсолютную власть, - ответила я и спросила, - А вторая?

- "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли"

- Не сотвори себе кумира, - повторила я фразу, которую неизвестно от кого и когда слышала вышла к часовне, трое мужчин в спецовках как раз примерялись к большому обтесанному брусу, пила в руках высокого издала задумчивое "данг", четвертый нахохлившись сидел на ступеньках крыльца, - И как? Соблюдают?

- Почти нет.

Ответ оказался неожиданностью, не щербатая улыбка мужика, толкавшего другого локтем, а именно сказанное священником. Сказанное без сожалений или недовольства. И еще я все никак не могла понять, чем от него пахнет. Словно в комнате, где проводили кварцевание, пахло стерильность и еще немного эфиром.

- И какой кумир самый распространенный? Золотой телец? Деньги? - мой взгляд скользнул на сухие выбеленные ветки дерева, которое давно было пора срубить, третий из крутившихся у распила рабочих смачно сплюнул. Сказочник снова отступил за деревья, и стал обходить открытый участок по кругу, от него тянуло каким-то ядовитым любопытством.

- Нет. Есть другой, более сильный и более распространенный. И имя ему - ребенок.

- Ребенок? - я повернулась к священнику, ему удалось привлечь мое внимание и, на миг, я даже забыла, зачем пришла к новой пахнущей деревом часовне. - Чей?

- Любой. Ваш, например. Родившая женщина возводит свое материнство на пьедестал и поклоняется ему, как богу, забывая о себе, о мире, о боге. А ведь дети имеют обыкновение умирать, и это бьет их наотмашь. Вечен только бог и, если любить его превыше всего остального, счастье неминуемо.

- Неминуемо, - повторила я, снова поворачиваясь к дереву, вспоминая первый смех Алисы, ее зубастую улыбку и перемазанный шоколадом рот, я помнила, что чувствовала в те моменты, помнила и надеялась, что могу ощутить вновь, - Вы это серьезно?

- Санек, - позвал его высокий рабочий, бросив пилу. - Причащаться сегодня бум или как?