Роман Канушкин - Канал имени Москвы. Университет

самое главное для него – грамотно смастерить удочку

Фёдор чуть подёргал губой. Эта фраза как-то странно связала всё. Хардов, Ева, Агнец… Связала всё в один узел. Только… почему? Что-то выплывало из памяти, болезненно, ускользая. И теперь это не даст покоя. Что?! Удочка. Рыбак… Ни Тео, ни даже мальчишку Фёдора это никогда не интересовало. Хардова? Они могли наловить хорошей здоровой рыбы сколько угодно, но для пропитания, не более того. Тогда что? Фёдор нахмурился ещё сильнее: Ева, трескуче-пустотный звук из её снов или того, что похоже на сны. Ева… И Агнец. Фёдор коротко выдохнул. Понимание подступало всё ближе.

(голос, пустотно трескучий звук)

Ева… Он пристально смотрел на рыбака, тот опять смутился, но больше Фёдор об этом не знал. Не удочка – она здесь ни при чём. Не удочка, другая часть фразы. Это ощущение, похожее на дежавю: только Ева, Агнец и Хардов укладывались в нём. Да ещё голос, который он не мог раньше слышать. И Фёдор всё понял. Удочки и рыбак ни при чём, другая часть фразы. Агнец произносила её вечность назад. Другая, первая часть, слово в слово: самое главное для него … Вот какая связь! Агнец говорила это им с Хардовым, когда они впервые услышали о Горхе, неведомом чудовище древних лесов,

(трескуче-пустотный звук)

и отправлялись в то самое безрассудство, отправлялись выслеживать его. Горх, невероятно быстрая и невероятно опасная тварь, словно пришёл из древних, но болезненно перемешанных мифов. Только многое в тумане явилось оттуда. А полностью эта фраза звучала так – Фёдор ещё раз повёл губами и тихо, сипло-гортанно, словно нечленораздельно, обронил:

– Самое главное для него – череп его отца.

«Горх, – подумал Фёдор, пристально глядя на солнечные блики, играющие поверхностью воды. – Когда это началось? В тот год такой же Чёрной весны, когда мы с Хардовым отправились выслеживать его? Нет, это началось раньше. Странно звучит, но это началось, когда ещё никто не слышал о Горхе, даже Агнец. Горх ещё не явил себя, не успел натворить бед, но это началось раньше».

Тео, скрестив ноги, сидел на вершине холма и глядел вдаль, на мир, не осквернённый туманом. Он находился в гостях у Сестры и наслаждался покоем. Старался не думать о том, что представляет собой чистый дом Сестры, вложен ли он подобно матрёшке в мир, который пожрала мгла, или он не более чем прекрасная иллюзия, которая развеивается, как только ты уходишь отсюда… Впрочем, одна мысль всё же занимала его. Недавние слова его гостеприимной хозяйки: «Должна родиться девочка, которой отведена огромная роль в грядущем. Ей суждено связать множество вещей, и только так, воин Тео, ты сможешь пройти сквозь туман. Но её впереди ждёт много тьмы, в которой даже я не в силах всего узреть…»

«О ком же ты говорила, хозяйка Сестра? – подумал Фёдор, сидя на берегу Клязьминского моря и разглядывая солнечные блики поверхности воды. – Вот у меня был эликсир Агнец, но даже он не помог нам с Хардовым, не указал на ключ к разгадке, возможно ли пройти сквозь туман. О ком же ты говорила?»

– Эй, вы оба! – прикрикнула на них Агнец. – Вы что, не слышите меня?

– Ещё как слышим, – весело заверил её Хардов. – Каждое слово.

– Мы само внимание, мадам, – поддакнул другу Тео.

Она посмотрела на них и сама улыбнулась:

– Как дети малые… В лесу или даже на берегах канала я сумела бы вам помочь. Там я сильнее него. И мне кажется, он знает это. Поэтому и ушёл оттуда. И поселился здесь, в городе, где-то в тёмных тоннелях его логово. Вы даже не успеете ничего понять. Он умеет становиться почти невидимым.

– Никто не может становиться невидимым, – возразил Тео. – Если только в сказках про шапку-невидимку.

– Да, – согласилась Агнец. – Не в таком вульгарном смысле. Но он может практически исчезнуть из вашего сознания. Даже в лесу, где я впервые встретилась с Горхом и ощутила угрозу, мне стоило огромного труда заставить его показать себя. И тогда я многое поняла про него.

– Ты говоришь, что он разумный и что он гипнотизёр? – Тео с трудом сдержал недоверчивую улыбку.

– Это так. Возможно, речь идёт о каком-то дремучем и непонятном нам разуме, но это так. И да, ему подвластен гипноз. У нас был поединок – его сила внушения велика, даже места, из которых он ушёл, ещё обладают этим свойством. Так он поступил со своим лесным логовом и провёл меня. Но больше он меня не обманет.

– Обманешь меня раз – позор тебе, – с серьёзной миной заявил Хардов. – Обманешь меня два раза – позор мне.

– Я смотрю, кому-то очень весело, – насупилась Агнец. – Горх в совершенстве овладел искусством мимикрии. Он разумен и опасен. В тоннелях вам не справиться с ним. Он не раскроет себя. А когда вы окажетесь рядом, будет уже поздно.

– Ты говорила, что он в состоянии предстать перед нами чем угодно: ребёнком, вещью, но серебряных пуль он боится? – спросил Тео. – Верно?

Она кивнула:

– Как и все порождения тумана, Горх боится серебра. Но прежде вы должны увидеть его.

– У нас есть скремлины, Агнец, – сказал Хардов.

Она покачала головой:

– У него есть кое-что посильнее ваших скремлинов. Череп.

– Череп?

– Самое главное для него – череп его отца.

Фёдор нахмурился всё так же, не отводя взгляда от поверхности воды и играющих на ней солнечных бликов. Позже и не без помощи Агнец им удалось разузнать побольше о Горхе. Он производил эти странные трескучие звуки, которые вы смогли распознать, словно они превращались в монотонную речь, если дотрагивались до этой его реликвии, черепа его отца. Агнец была права – Горх оказался разумен, обладал медленным и действительно дремучим умом, который, однако, не мешал его молниеносным инстинктам. Что чуть не стоило жизни им обоим, Тео и Хардову, тогда совсем молодым и бесшабашным. Да, позже они кое-что узнали о Горхе. Большую часть времени он предпочитал проводить в воде; в своём «спокойном» облике, не прибегая к мимикрии, Горх походил на гигантскую крысу или водоплавающего волка, если такие существовали, хотя по суше передвигался на задних лапах, переходя на все четыре только при беге, но подлинной его слабостью была именно мимикрия. Казалось, любые новые формы привлекали его внимание. Даже отдыхая, он мог прикинуться крупным валуном, или частью стены, или причудливо изогнутыми корнями большого дерева. Агнец выслеживала его ещё в лесу и столкнулась с жуткой картиной: спавший на лужайке беззащитный телёнок лося растерзал напавшую на него рысь. А затем полакомился ею. Первым охотникам, пытавшимся изловить Горха, похитившего ребёнка из их поселения, повезло не больше, выжил лишь один, остальные рассказать уже ничего не могли. Но самым важным для него был этот череп. Потому что тот, кто завладел черепом Горха, мог повелевать им.