Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса V

А потом настал день, когда они пили шампанское, и торжествующий Патрик многословно рассуждал о примате воли над глупым материальным миром: вот он твердо решил не умирать, и пожалуйста, реальность поджала хвост и убежала в кусты, жалобно попискивая: «А я что? Я ничего!»

Доминике даже не приходилось притворяться, будто она с ним согласна, потому что она и правда была совершенно согласна по всем пунктам. Надо же, повернул все по-своему, сказал и сделал, вот это называется человек слова, вот это Патрик, такой невероятный молодец!

Потом они, как любят говорить сказочники, жили долго и счастливо. И нервно, конечно, и трудно, и хлопотно, потому что отмена фатального диагноза далеко не всегда равносильна мгновенному выздоровлению. Но все это были такие проблемы, за возможность решать которые Доминика еще недавно без колебаний продала бы столько душ, сколько потребуется, даже не задумываясь о том, откуда их брать. Для решения этих проблем не требовалось никаких чудес. Только терпение и время; и если первого хватало не всегда, то второе у них теперь точно было. Не вечность, конечно, но все равно много. Так много, что голова кругом шла.

Теперь, когда самое страшное осталось позади, Доминика часто вспоминала, как звонила по дурацкому объявлению в четыре часа утра. Во сне, конечно, но все равно же звонила! И мужик, представившийся Барбарой, обещал разобраться со смертью Патрика, а потом попросил: «Постарайтесь не забывать». И она честно старалась, делала, что могла. Не забывала. И даже время от времени говорила себе, что это вполне могло случиться наяву. Хотя веры в реальность телефонного разговора от нее, по идее, никто не требовал. Верить хотелось самой Доминике. Например, что однажды она сможет снова позвонить этому Барбаре. И хотя бы просто поблагодарить.

Поэтому иногда она внимательно просматривала список исходящих звонков за апрель, который сперва попытался стать самым страшным месяцем в ее жизни, но слава богу, передумал и согласился на звание самого счастливого. Правильный выбор, этот апрель совсем не дурак.

Однако ни одного незнакомого номера в исходящих Доминика так и не нашла. Совершенно точно ни одного. Ничего удивительного, сон – он и есть сон.

Когда Доминика в последний раз отвезла Патрика в больницу на процедуры – после этого его обещали признать годным к бытовой эксплуатации и отпустить на волю – она не стала уезжать домой, чтобы снова не возвращаться сюда всего через три часа, через все вечерние пробки. Решила остаться и подождать, благо за больницей был большой лесопарк, а погода внезапно снова стала почти летней. Тепло, и солнце то и дело выглядывало из-за туч, всем своим видом лукаво намекая, что обойдется без дождя.

Обманывало, как выяснилось. Дождь все-таки начался, и Доминике, оставившей в машине и куртку, и зонт, пришлось спрятаться под навесом полуразрушенной беседки. Ничего страшного, только заняться особо нечем. Телефон у нее был старый, без выхода в интернет, а читалка осталась дома. Окончательно заскучав, Доминика нашла себе полезное занятие: перечитать и удалить ненужные сообщения. Страшно подумать, сколько их может скопиться в одном маленьком телефоне.

Покончив с сообщениями, она перешла к списку звонков. Очистила его одним нажатием кнопки, ну то есть, строго говоря, двумя, но главное, что рука не дрогнула. Давно было пора это сделать. Сколько можно искать то, чего нет. Вряд ли бедняга Патрик заслужил такой чудесный подарок, как чокнутая жена. Чуть-чуть с прибабахом – это еще куда ни шло.

«Чуть-чуть с прибабахом» – это когда человек сидит совершенно один в ветхой беседке посреди леса и говорит вслух неизвестно кому, непонятно зачем: «Я очень хочу вас отблагодарить».

Ничего особенного тогда, впрочем, не случилось. Даже гром не загремел. А что Доминика внезапно вспомнила фразу: «Кто угодно может быть Барбарой», – ну так ничего удивительного в этом нет. Она и раньше помнила телефонный разговор с незнакомцем практически дословно. Редко получается настолько детально запоминать сны.

Примерно месяц спустя, проводив мужа в командировку, Доминика зашла в книжный магазин и купила там пачку цветной бумаги – самой дешевой, для детских поделок. Дома долго, придирчиво выбирала цвет. Остановилась на зеленом, вернее ярко-салатном. В детстве очень его любила.

Отрезала четвертушку листа, взяла тонкий черный маркер, написала крупными печатными буквами первое, что пришло в голову: «Заморозки повредили цветам? Не застегиваются любимые джинсы? Давно не видели моря? Смерть неизбежна? Позвоните Барбаре!»И, замешкавшись буквально на секунду, добавила свой телефонный номер. Чего уж там, пусть звонят.

Объявление оставила в новом кафе на Швенто Микалояус, куда прежде не заходила. Незаметно спрятала среди рекламных листовок. Никто вроде бы не увидел, как она это делала. А даже если увидел, что с того.

Домой не шла, летела на невидимых крыльях. Твердо знала, что сделала глупость, от которой не будет толку, и хорошо еще если никакого вреда. Но чувствовала при этом радость и почти эйфорическое облегчение. Как будто наконец-то, чуть ли не впервые в жизни поступила как надо. Сделала именно то, для чего родилась.

Хотя, конечно, ясно, что человек не рождается для чего-то одного. Всегда для множества дел. Но охватившего Доминику бесконечного, несоразмерного с масштабами нелепой выходки счастья это понимание совершенно не отменяло.

Телефон зазвонил примерно в половине второго ночи. Доминика еще не спала, только собиралась. Сразу подумала, что это Патрик, с которым буквально только что отлично поговорили в скайпе. Наверное забыл сказать что-нибудь важное, или просто решил пожелать доброй ночи, а компьютер она уже выключила, вот и пришлось звонить.

Но нет, звонили с какого-то незнакомого номера. Доминика сперва сказала: «Слушаю», – и только потом вспомнила про свое зеленое объявление. Неужели?..

– Вы и есть Барбара? – взволнованно спросил высокий, не то женский, не то мальчишеский голос.

– Да, сегодня Барбара – я, – ответила Доминика. – Рассказывайте, что у вас пошло не так.

Шли по бульвару, нашли на снегу веревку, ты потянул, мне пришлось помогать. Вместе тянули, руки содрали в кровь, но не сдавались. Вытащили в итоге три прошлогодних дня, хороших, но очень дождливых, чей-то забытый сон, два обещания, рваный крылатый сапог, старую черепаху с вмятинами на панцире, такими глубокими, словно по ней топтались слоны.

Мартинас перечитал написанное, остался смутно недоволен: чего-то явно не хватает. Понять бы еще, чего.

Захотел пить, потянулся за лимонадом; откупоривая бутылку, был неловок, оцарапался острым краем металлической пробки. Поморщился, но тут же просиял – ну да! Отодвинул бутылку в сторону, дописал: « Ладонь и сейчас саднит».