Кассандра Клэр - Леди полночь

Эмоции звенели и горели в его голосе, как бушующий огонь, который вышел из-под контроля.

- Как ты могла?

- Марк бы не выдержал удары, - сказала она. - Это бы сломало его. И я бы не смогла смотреть, как они избивают кнутом тебя. Это бы сломало меня.

- Ты думаешь, я не чувствую то же самое? Ты думаешь, я не сидел здесь весь день совершенно разбитым и разорванным на части? Я скорее отрежу себе руку, чем ты потеряешь хоть ноготь, Эмма.

- Дело не только в тебе, - сказала она. - Дети — они ожидают, что я буду сражаться, что мне будет больно. Они думают: там Эмма, снова исцарапанная, изрезанная и перевязанная. Но ты: они смотрят на тебя так, как не смотрят на меня. Если бы тебя сильно ранили, это бы их очень сильно напугало. И я не могу думать о том, что они находятся в таком состоянии.

Джулиан сжал кулаки.

Она могла видеть пульс, пробивающийся под его кожей. Она случайно вспомнила некоторые граффити, которые видела на той стороне Пирса Малибу: ваше сердце - это оружие размером с кулак.

- Боже, Эмма. Что я такого тебе сделал?

- Они и моя семья тоже, - сказала она.

Казалось, она задохнется от эмоций, но она их обуздала.

- Иногда я хочу… я хотел, чтобы мы были женаты, а они были бы нашими детьми, - сказал он быстро.

Его голова была опущена.

- Женаты? - повторила Эмма шокировано.

Он поднял голову. Его глаза пылали.

- Почему ты думаешь, что я...

- Любишь меня меньше, чем я люблю тебя? - перебила она его.

Он заметно вздрогнул, услышав эти слова. - Потому что ты так сказал. Я же сказала тебе на пляже, о своих чувствах, на что ты ответил: - Не в этом смысле, Эмма.

- Я не...

- Я устала врать друг другу, - сказала Эмма. - Ты понимаешь? Мне это надоело, Джулс. - Он провел руками по волосам.

- Я не вижу никакого выхода, чтобы все было в порядке, - сказал он. - Я не вижу ничего, кроме кошмара, где все разваливается, и где нет тебя.

- Сейчас у тебя нет меня,- сказала она.

Она попыталась встать на колени на кровати. Ее спина болела, а руки и ноги были такими уставшими, будто она пробежала и проползла на них целые мили. Глаза Джулиана потемнели.

- Все еще больно?

Он пошарил среди предметов на тумбочке, и подошел с пузырьком.

- Малкольм сделал мне это недавно. Вот, выпей.

Пузырек был наполнен зеленовато-золотой жидкостью. На вкус было как легкое шампанское. В тот момент, как Эмма проглотила жидкость, она почувствовала онемение, пронесшееся по всему телу.

Боль в конечностях отступила, и холодная, бурлящая энергия заменила ее. Джулиан забрал у неё пузырек и бросил на кровать.

Он скользнул одной рукой ей под колени, другой под плечи, и поднял ее полностью с кровати. На мгновение она прижалась к нему в удивлении. Она могла чувствовать его биение сердца, запах его мыла и красок, а также аромат гвоздики. Мягкость его волос ощущалась на ее щеке.

- Что ты делаешь? - спросила она.

- Мне нужно, чтобы ты пошла со мной.

Его голос был жесткий, как будто он собрал всё своё мужество, чтобы сделать что-то ужасное. - Мне нужно кое-что тебе показать.

- Ты так говоришь, будто ты серийный убийца с морозильной камерой, в которой полно отрезанных рук, - пробормотала Эмма; он открыл дверь плечом.

- Конклав, наверное, не обрадовался бы этому факту.

Эмме хотелось потереться об него щекой, ощутить шероховатость его щетины. Он выглядел рассеянным: футболка на нём была наизнанку, а ноги босые. Она почувствовала прилив нежности и желания настолько сильно, что все ее тело сжалось.

-Ты можешь отпустить меня, - сказала она. - Я в порядке. Мне не нужна такая царская прислуга в роли тебя. - Он коротко рассмеялся, поперхнувшись смехом.

- Я не знал этого, - сказал он и поставил ее на ноги.

Осторожно и медленно, они прижались друг к другу, словно ни один из них не мог смириться с тем, что через секунду они уже не будут касаться друг друга. Сердце Эммы бешено забилось.

Оно стучало, пока она следовала за Джулианом по коридору, продолжало стучать пока они поднимались вверх по лестнице в его мастерскую.

Джулиан пошел достать ключ из ящика у окна. Она увидела, как он вздохнул, его плечи расправились. Он выглядел так, как когда готовился, к избиению хлыстом. Собрав всё свое мужество, он подошел к двери запертой комнаты, той, в которую никто кроме него не входил. Он повернул ключ в замке, послышался щелчок и дверь распахнулась. Он стоял в стороне.

- Входи, - сказал он. Годами въевшаяся привычка к уважению частной жизни Джулиана не позволяла Эмме войти.

- Ты уверен?

Он кивнул. Он был бледен.

Она пересекла комнату с ощущением тревоги.

Может у него здесь есть трупы. Как бы там ни было, это должно было быть нечто ужасное. Она никогда не видела, чтобы он выглядел таким, как сейчас.

Она шагнула внутрь комнаты. На мгновение подумав, что вошла в комнату кривых зеркал. Её изображения смотрели на неё со всех сторон. Стены были покрыты прикрепленными эскизами и картинами, там был мольберт, стоявший в одном углу возле окна, с наполовину законченным рисунком.

Две столешницы вдоль восточной и западной стен, и те были покрыты картинами. Каждый образ был ее. Там она тренировалась, держа Кортану; там играла с Тавви; на другой читала книгу Дрю. На одной картине, нарисованной акварелью, она спала на пляже, положив голову на руку. Тонкость наклона ее плеча, отдельные песчинки, что прилипли к ее коже, как сахар, нарисованы с такой любовью, что она почувствовала, как у неё начала кружиться голова. В другой - она возвышалась над Лос-Анджелесом.

Она была раздета, но тело ее было прозрачным — можно было увидеть только его очертания, и звезды ночного неба просвечивали сквозь нее. Ее волосы спадали вниз, словно яркий свет, освещающий мир. Она вспомнила, что он говорил ей, когда они танцевали.

«Я думал нарисовать тебя. Нарисовать твои волосы. Мне пришлось бы использовать титаново-белый, чтобы получить нужный цвет, так как твои волосы почти светятся. Но это ведь не совсем сработает? Твои волосы - это не только светящейся золотой шелк: они янтарные и рыжие, карамельные, а также цвета пшеницы и меда.»

Она потянулась вверх, чтобы коснуться волос, которые она всегда считала просто белыми, а потом уставилась на картину, закрепленную на мольберте. Она была наполовину закончена, образ Эммы шагающей из океана, с Кортаной привязанной к ее бедру.

Ее волосы были распущены, как это было на большинстве картин, и он сделал их похожими на брызги океана на закате, когда последние лучи дневного света превращают воду в исключительное золото. Она была красивой, жестокой, убийственной, как богиня. Она закусила губу.

- Тебе нравится, когда мои волосы распущены, - сказала она.

Джулиан усмехнулся.

- Это все, что ты можешь сказать?

Она повернулась, чтобы взглянуть на него. Они стояли близко друг к другу.